Книга Убейте прохожего! - Николай Владимирович Андреев

Оборвав себя на слове, Троицкий положил листок на стол. Сказал, что в конце последней фразы у него пока стоит длинное многоточие, и оттого, какое решение они примут в конце разговора, зависит ее окончательный вид.

– Как видите, я с вами предельно откровенен.

– То есть перед тем, как запугать нас, – решил уточнить Малявин, – вы перешли к третьему пункту программы – расположить?

Троицкий рассмеялся. Сказал, что первый пункт – быть сдержанным, он уже выполнил: в данную минуту он совершенно спокоен. Второй – что еще, кроме убийства Пантелеева и трюка с Басинским, они могут инкриминировать ему, тоже: ничего инкриминировать они не могут.

– Так что остался третий пункт – расположить вас к себе. И еще, возможно, четвертый – перетянуть на свою сторону.

– Простите, – вмешался в разговор Романов. – А кто на другой от вас стороне, можно узнать?

– А вы не догадываетесь?

– Евреи? – предположил Романов.

Троицкий поморщился. Сказал, что ему, Василию Сергеевичу, грешно думать о нем плохо – он не ксенофоб.

– Нет, Василий Сергеевич, не евреи, или, точнее сказать, не они одни. На противоположной от меня стороне – противники сильной России! Ее записные враги и те, для кого выражение «сильная Россия» является пустым звуком: казнокрады, правозащитники, наркоманы, алкоголики, маргиналы… Этот список можно продолжать долго – у слабого, как вы знаете, врагов много!

– Вряд ли тех, кого вы перечислили, можно называть врагами России, – возразил Романов.

– Ошибаетесь! – воскликнул Троицкий. – Не только можно, но и нужно! Вы только посмотрите, что происходит вокруг и внутри нас! С запада давят европейцы, с юга – американцы, с востока – китайцы. Изнутри Россию раздирают олигархи, сплошь, заметьте, евреи, и национальные, а точнее, националистические элиты! Так как, скажите на милость, можно противостоять им, если одни из нас открыто торгуют государственными интересами, другие с пеной у рта защищают людей от государства и пальцем не пошевелят для того, чтобы защитить государство от людей, а третьи – за дозу, за рюмку, за возможность каждый день спать до обеда, не задумываясь, пойдут на любое предательство!

Троицкий сорвался с места. Выбежал из-за стола и сказал, что каждый здравомыслящий и честный человек ныне обязан признать: Россия, расколотая демократами, находится на грани развала.

– Вот вы, Никита Иванович, – он ткнул пальцем в грудь Малявина, – неужели станете оспаривать сей факт?

Малявин сказал, что он лично никому ничего не обязан, но если ничего не изменится, Россию действительно когда-нибудь постигнет печальная участь Советского Союза.

– А вы? – обратился к Романову.

Романов сказал, что солидарен с Никитой.

– А что вы готовы сделать для того, чтобы не допустить раскола? – спросил Троицкий.

Малявин ответил: ничего такого, что могло бы реально повлиять на интеграционные процессы.

Романов вместо ответа молча пожал плечами.

– А почему бы вам, – предложил Троицкий, – как истинным патриотам, не примерить на себе кольчужку Пожарского и не призвать народ объединиться вокруг великой цели – спасения России!.. Что? – обвел взглядом Романова с Малявиным. – Кишка тонка? Или лень? Да нет, господа, вам не лень. Вы просто боитесь показаться смешными! Боитесь, что ваши хорошие знакомые расскажут другим вашим хорошим знакомым о том, как над вами глумилась толпа идиотов… Так с какой стати вы хотели высмеять меня, когда я сказал, что на меня возложена миссия стать человеком, который объединит и возглавит таких, как вы: честных, правильных, но трусливых и безынициативных!

Романов сказал, что Россию, конечно, можно спасти, уничтожив тех, кто не хочет объединяться вокруг великой цели, но вряд ли это будет та Россия, о которой они думают.

– Да не хочу я никого уничтожать! – махнул на него рукой Троицкий. – Я хочу всего лишь прекратить унижение государства! Вот вы мне скажите: зачем мы лезем в Европу? Нас выпихивают оттуда, а мы настырно лезем. Мы что, европейцы? Чур меня, чур! Мы лучше! Мы – евразийцы! И зачем нам вступать в ВТО? Чтобы кто-то из олигархов получил возможность заработать очередной миллиард? Или взять Европарламент? Что нам там делать? Выслушивать, как русофобы прилюдно озвучивают свои детские страхи? Я бы на месте президента выслал туда всех наших правозащитников, чтобы те потешили себя рассказами о том, какая Россия дикая страна! Порядка нет у нас, вот что! И понимания того, что национальное самосознание русского человека уже не такое, каким оно было в конце восьмидесятых – начале девяностых. Так, если раньше русский мальчишка готов был вырвать жвачку из зубов интуриста, то сейчас появляется всё больше тех, кому во сто крат слаще двинуть в этот рот кулаком. И не замечать этого процесса могут только слепые!

Троицкий замолчал. Достал из кармана брюк платок и вытер испарину со лба. Сказал, что устал доказывать всем то, что он – не верблюд, и оправдываться за то, что слишком много взвалил на себя.

– Это нам понятно, – сказал Малявин. – Но убивать-то зачем?

Вместо ответа Троицкий рывком выдвинул кресло из-за стола. Предложил Малявину сесть в него и попробовать прийти к власти, никого не тронув. А он посмотрит: где через месяц окажется власть, а где он, угодный всем Никита Иванович.

– Я, господин Малявин, отнюдь не человеконенавистник! Однако если на одной чаше весов лежит судьба России, а на другой – жизнь тех, кому наплевать на нее, я всегда выбираю и буду выбирать первое и плюю, и буду плевать на вторых. Понятно вам?

Словно вспомнив о том, что его еще ждут другие дела, Троицкий посмотрел на часы. Попросив Романова с Малявиным в течение минуты определиться: на чьей они стороне, поднял с пола портфель и принялся складывать в него бумаги со стола. Не дождавшись ответа, ни через минуту, ни через две, бросил портфель на стол и сказал сухим голосом: надеяться на то, что кто-то станет доказывать причастность его брата к убийствам, приписываемым Пирату, глупо. А надеяться на то, что кому-то удастся доказать это, еще глупей.

– В общем, – сделал он вывод, – глупо, что всё так получилось. А теперь… Пошли вон!

* * *

Выйдя вон, Романов с Малявиным облегченно вздохнули. Перед тем как разойтись по домам, стоя у входа во дворец, они обменялись мнениями по поводу итогов прошедшей встречи и пришли к выводу о том, что если Троицкий с возложенной на него миссией справляется успешно, то свою миссию они, кажется, бесповоротно провалили.

Малявин спросил Романова: появились ли у него какие-нибудь умные мысли после беседы с Пиратом.

Романов, как всегда, когда сомневался в справедливости своих слов, пожал плечами. Сказал, что стать губернатором Троицкому может помешать теперь, пожалуй, только чудо.

– А вообще-то, – добавил он, – я не удивлюсь, если Пирата еще и президентом России изберут. По крайней мере, общество, и тут я с ним согласен, созрело для этого.