Книга Ангелофрения - Максим Хорсун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Следующая станция – Фивы, Город Мертвых, – проговорил елейным голосом Сети Второй, когда Магдалина рванула дверь тамбура на себя.
Второй вагон встретил ее холодом и запахом химикалий. И снова – свет дуговых ламп и безжизненный блеск металла. Снова – медный раструб рупора под потолком.
Посреди вагона стоял круглый стол с крышкой из толстого стекла. В центре стола…
Вид мертвых больше не пугал Магдалину. Она пережила крушение «Ковчега» и нападение некроморфов на Москву, она видела смерть во всем ее отвратительном многообразии обличий.
Но глядя на отрезанную голову, на макушку которой была водружена горящая свеча черного цвета, Магдалина почувствовала, что с таким трудом возведенная внутренняя защита готова пасть, а старые шрамы – вновь засочиться лимфой. Конечно же, она узнала этого человека. Несмотря на гримасу, несмотря на воск, стекающий на лицо, несмотря на темную от спекшейся крови бороду, которая некогда была белоснежно-седой. И дело было даже не в том, что она испытывала сочувствие – сочувствие отсутствовало, – ее ужасал и ошеломлял масштаб фарса, в который Сети Второй превращал смерть. Воистину, для него не существовало ничего святого. Воистину, он осквернял мир самим своим существованием.
– Тебе нравится торт, который я приготовил для тебя? – прозвучало из рупора. – Сегодня – твой день перерождения. Подойди и задуй свечу. Ну же: торт не кусается. По крайней мере – пока что.
Голова открыла глаза. Точнее – один глаз, второй был залеплен воском.
– Магдалина, – прошептали мертвые губы. – Я вам когда-нибудь рассказывал, что отделенная от тела голова сохраняет способность чувствовать еще в течение пятнадцати-двадцати секунд?
– Ваши двадцать секунд, похоже, давно истекли, доктор Козловский, – ответила Магдалина; она двинулась к противоположному тамбуру: вдоль стены, стараясь держаться от стола с останками Козловского как можно дальше.
– На этом поезде время не имеет значения, – зашелестел голос Козловского. – Здесь мои последние секунды продлены до вечности. Куда вы уходите? – он покосился на Магдалину. – Вы должны задуть свечу. Иначе я не расскажу, почему ваш дядя столь скоропостижно оставил нас всех. Подойдите, я действительно не кусаюсь.
Магдалина, преодолевая отвращение, сделала шаг к столу.
– В свой последний вечер я находился в клинике доктора Сулеймана Агдана: я планировал пройти сеанс массажа, чтобы снять усталость со спины. Устроившись на кушетке массажиста, я закрыл глаза и начал грезить о вас. С момента вашего появления в доме Матвея Эльвена я лелеял мечту, чтобы вас одолела какая-нибудь хворь, дабы я был волен проделывать с вами любые манипуляции, какие только подскажет моя похоть. Неожиданно я услышал, что на пол возле изголовья кушетки поставили что-то тяжелое. Это оказалось ведро, наполненное колотым льдом. Лед я не заказывал, с моих уст был готов слететь вопрос, но в следующий миг ведро, расширившись до размеров мира, поглотило меня. Таким было начало вечности.
– Какое трогательное признание… – Магдалина приблизилась к столу и подула. Огонек свечи затрепетал, но не погас.
– Вы стоите слишком далеко, милая. Либо наклонитесь ко мне, либо послюнявьте пальчики и зажмите фитиль, – посоветовал Козловский.
– Спасибо.
Магдалина плюнула на пальцы, потянулась к свече. Козловский широко открыл рот, с громким щелчком сомкнул зубы: Магдалина едва успела отдернуть руку.
– Простите, – извинился Козловский и захихикал: – Я не удержался. Еще раз – простите… Видели бы вы себя со стороны! Я больше не буду, клянусь честью!
– Что ж. Некоторых и могила не исправит, – проворчала Магдалина.
– Гасите скорее, Пожиратель уже идет за вами! Слышите?
Хлопнула дверь тамбура: живая кукла Сети Второго собиралась перейти во второй вагон.
Магдалина погасила свечу. Козловский улыбнулся.
– Я умышленно занес в рану Матвея Эльвена грязь. Ковырнул острием ланцета у себя под ногтем большого пальца, представляете? Слишком уж завидной вы были невестой. Мы со стариной Мосдеем даже заключили пари: кому из нас двоих вы достанетесь. Мосдей планировал прибегнуть к шантажу какими-то бумажками, а я бы нашел предлог, чтоб положить вас под нож доктора Агдана. Ну а после… Вы сами все понимаете. Кстати, пари я проиграл. Будьте любезны, передайте это старине Мосдею, если вдруг встретите его в соседнем вагоне. – Голова надула щеки, заперхала, затем выхаркнула на столешницу золотой чекан.
– Вы здесь лишь затем, чтобы покаяться? – спросила Магдалина, отступив.
Козловский закатил глаз и ничего не ответил.
– Я сотру в порошок твоих врагов, – прозвучало из рупора. – Я наделю их способностью чувствовать боль даже после смерти. Я превращу дерзких в коленопреклоненных рабов. Голова доктора Козловского – мой подарок тебе. Ты можешь плюнуть ему в лицо, отхлестать по щекам или медленно поджарить на углях. Он заслужил. Всю жизнь этот человек творил зло, прикрываясь мнимой благодетельностью.
– Чудовищно… – Магдалина прижалась спиной к стене. – Мне ничего этого не нужно! С чего вы взяли, что меня это прельстит? Ваш извращенный нечеловеческий разум столь же чужд, как и те, кто проникает из потусторонья! В вас и в некроморфах горит одна и та же злоба! Как же я сразу не разглядела это родство!
– Потому что ты – слепыш. И им останешься, если не пройдешь мой аттракцион до финала. Тебя ждет уже следующий сюрприз! Поспеши!
Дверь в тамбур распахнулась. В вагон ввалился Пожиратель. Он снова уставился на Магдалину, что-то неразборчиво промычал, а затем двинулся к ней шатающейся походкой.
Магдалина со свистом втянула сквозь зубы воздух, кинулась к противоположному тамбуру.
– Ешь доктора! – азартно кричал фараон. – Расколи ему голову, как кокосовый орех! В ней еще осталось несколько фунтов вкусного мозга!
В следующем вагоне, вопреки опасениям Магдалины, ее не ждал ни Мосдей, ни кто-либо еще – живой или мертвый. Это было пустое, гулкое пространство, так же ярко освещенное лампами на электрике. На стене синела увеличенная реплика тициановского «Нового Прометея». Магдалина подбежала к картине, уже догадываясь, что очередная порция правды, смешанной с мерзостью, будет связана с этим полотном.
– Что вы хотите от меня? – бросила она, тяжело дыша. – Что должна сказать эта картина?
Из рупора под потолком лилось лишь шипение, отдаленно напоминающее шум ливня. Фараон молчал.
На реплике отсутствовал главный герой. Люди тянули руки к пустому месту, на котором белели надписи: «Бойтесь его!», «Отец лжи», «Гибельное искушение», «У него миллион лиц».
– Теперь ты понимаешь, у кого пошла на поводу, вестница?
Это снова был голос, который Магдалина услышала при пробуждении. Она огляделась: было непонятно, откуда он мог исходить. Казалось, будто голос звучит у нее в голове.
– Что мне делать? – в отчаянии воскликнула она. – У меня не было выбора! Умоляю, спасите! Что мне делать…