Книга Опасный обольститель - Кэрол Мортимер

Уильям, конечно, способен пойти на такое страшное преступление. Женевьева в этом нисколько не сомневалась. Трус по натуре, он вполне мог спрятаться в кустах и выстрелить. В этот час на улице было совершенно темно, и он мог нисколько не опасаться, что его узнают.

И все же почему-то Женевьеве не верилось, что стрелял именно Форстер. Она вспомнила, что все это время не неотступно преследовала какая-то мысль. Неясное подозрение. Но сейчас голова кружилась от голода и слабости, мысли путались, она ни на чем не могла сосредоточиться и была не способна ответить на вопрос.

— Почему бы и нет? Возможно, это действительно был Уильям, — с сомнением в голосе размышляла она. — Я известила Руперта и Данте о несчастье. Они, в свою очередь, сообщили об этом лорду Каргилу. Теперь, когда вам стало лучше, я думаю, вы будете в состоянии их принять и обратиться к ним за помощью. Уверена, ни один из них не откажется навести необходимые справки и вы сможете выйти на след преступника.

— Я в этом нисколько не сомневаюсь, — сказал Бенедикт. — Я… — начал он, но, увидев вошедшего в комнату слугу, замолчал. — О, Дженкинс! — воскликнул он, оживившись. — Наконец-то!

Он повернулся к дворецкому, который внес поднос, заставленный тарелками с едой. Ему с огромным трудом удалось поставить поднос на маленький столик, здесь и так было мало места, к тому же большую часть занимал графин с водой.

— Дженкинс, мой друг, пожалуйста, распорядитесь, чтобы приготовили ванну для вашей госпожи, — попросил Бенедикт. — Думаю, ей захочется вымыться после ужина.

Женевьева смутилась. Наверное, сейчас она представляет собой жалкое зрелище. Волосы взлохмачены, она растеряла все шпильки и ни разу не причесалась. Платье измято и залито кровью Бенедикта. Она ни разу не посмотрела в зеркало, но подумала, что, должно быть, ужасно бледна и под глазами залегли темные круги. Не спала и не ела шесть дней. Неудивительно, что теперь она выглядит весьма плачевно.

Смущенно опустив глаза, Женевьева пригладила волосы.

— Да, пожалуйста, согрейте воды, Дженкинс. — Дворецкий бросился исполнять приказание. Как только он выбежал из комнаты, Женевьева обратилась к Бенедикту: — Должно быть, я выгляжу ужасно.

— Ужасно? Да вы никогда еще не казались мне такой прекрасной, — поспешил заверить Бенедикт.

— Вы бредите. Неужели лихорадка вернулась? — нахмурилась Женевьева и коснулась его лба.

Лоб был чуть теплым, почти прохладным.

— С чего вы взяли, что лихорадка вернулась? — Бенедикт рассмеялся, понимая, что Женевьева приняла его комплимент за бред. Если бы он не был столь ослаблен, вскочил бы с постели и обнял Женевьеву, чтобы доказать, что для него она всегда была, есть и будет самой красивой на свете. Его прекрасный ангел, которого он будет любить вечно. Его спасительница, верный друг.

Он не помнил ничего из того, что происходило все это время. Но, судя по некоторым фразам Дженкинса и мертвенной бледности Женевьевы, она не отходила от него ни на шаг, ухаживала за ним, мыла его. Заботилась о нем.

Конечно, Бенедикт чувствовал определенную неловкость. Еще никогда он не оказывался в подобном положении. Но зато теперь узнал Женевьеву совсем с другой стороны. Она показала, на что готова ради него в критической ситуации. В его глазах она выглядела настоящей героиней. К сожалению, Бенедикт не открылся для Женевьевы с лучшей своей стороны. Но он еще себя проявит.

Не в силах сдержать своих эмоций, он крепко сжал ее руку:

— Вам не стоило помещать меня в свою спальню.

— Но куда еще я могла вас поместить? — нахмурившись, спросила она. — В спальне удобная кровать.

— Но ваша репутация, — перебил он. — Она могла пострадать… Представьте, если об этом узнают в свете.

— К черту мою репутацию! — с чувством воскликнула Женевьева. Глаза ее сверкнули, — Вы были в очень тяжелом состоянии, и перевозить вас куда-то было опасно. Я не могла допустить, чтобы вы умерли по дороге от потери крови. Кроме того, никто, кроме графа Каргила, Руперта, Данте и моих слуг, не знает о вашем пребывании здесь. А они не производят впечатления сплетников.

— Возможно, вы правы. Но…

— Может быть, вам сначала стоит подкрепиться, восстановить утраченные силы, а уже потом читать мне нотации, — сухо заметила она. — Давайте я покормлю вас бульоном и пудингом.

— Я вполне могу обойтись и без посторонней помощи. Вам не нужно меня кормить, — запротестовал Бенедикт и попытался сесть. Но тут же страшная боль пронзила его, он застонал и без сил упал на подушки.

— Неужели вы действительно думаете, что сможете обойтись без моей помощи? — Женевьева укоризненно покачала головой, сетуя на его упрямство. Затем быстро и ловко положила ему на грудь салфетку и взяла со столика тарелку с бульоном.

После неудачной попытки сесть ему пришлось покориться судьбе. Бенедикт незаметно под одеялом ощупал себя. Вся правая сторона его тела была забинтована. На нем не было одежды и даже белья. Значит, он лежал под одеялом совершенно голый? Интересно, кто его раздел? Неужели Женевьева?

Чтобы скрыть смущение, Бенедикт решил перевести ситуацию в шутку:

— Надеюсь, вы не воспользовались моим состоянием и не овладели мной, пока я находился в беспамятстве, Женевьева?

— Я вижу, вы не утратили чувство юмора за время болезни. Все такой же язвительный и насмешливый. — Женевьева не оценила его шутку.

— Неужели вы в этом сомневались?

— Я надеялась, что за время болезни вы его не утратите. — Голос ее звучал хрипловато. — Кстати, по поводу белья. Я на вас его не надела по причине, не имеющей никакого отношения к сладострастию и любовным играм. Просто вы очень сильно потели во время жара. Иначе пришлось бы слишком часто переодевать вас. А это трудно.

— Неужели вы сами переодевали меня? Это же так… — начал Бенедикт, но не успел поблагодарить, поскольку она поскорее сунула ему в рот ложку с бульоном. Бенедикту бульон показался сладостным и ароматным, словно амброзия. — Просто я хотел спросить, не позволили ли вы себе ничего лишнего, когда переодевали меня и… — Он опять не успел закончить фразу, Женевьева снова сунула ему в рот ложку с бульоном. — Скоро я съем весь бульон и пудинг. Как же вы сможете заставить меня замолчать?

Он насмешливо посмотрел на нее.

— Не беспокойтесь, что-нибудь придумаю.

Женевьева была рада, что к ней вернулся прежний Бенедикт. Такой же насмешливый и язвительный, как до болезни, и это прекрасно. Она улыбнулась. Во взгляде мелькнуло озорное выражение.

— Вижу, вы истосковались по любовным играм. Что ж, это поправимо. Я приму ванну и постараюсь потушить огонь вашего желания.

Бенедикт издал сладострастный стон:

— Из-за вас у меня начинается лихорадка. Но уже другого плана. К моей основной болезни не имеющая никакого отношения.

— Я знаю один способ, как избавить вас от этой лихорадки. Если, конечно, у вас хватит сил, — усмехнулась Женевьева.