Книга Бремя молчания - Хизер Гуденкауф

Я беру Фильду за руку и отвожу в сторону, подальше от незнакомки.

— Сейчас же объясни, что происходит!

На крыльце горит свет, и я вижу, что в глазах у Фильды блестят слезы. Я понимаю, что обязан рассказать ей все — и сейчас.

— Мы нашли Петру на вершине холма. Ее… — Я сглатываю подступивший к горлу ком. — Она была… в тяжелом состоянии, но дышала. На голове у нее глубокая рана и кровоподтеки по всему телу. С холма ее сняли вертолетом. И повезли в Айова-Сити. Сейчас она, наверное, уже там. Фильда, поезжай к Петре, ты ей нужна.

— Она умрет? — спрашивает Фильда. — Моя девочка умрет? — В ее голосе слышатся стальные нотки; она как будто ждет от меня подтверждения.

— Нет! — кричу я более убежденно, чем чувствую на самом деле. — Ты сможешь самостоятельно добраться до Айова-Сити?

— В чем дело? — настораживается Фильда. — Почему ты не едешь со мной?

— Не могу. Я должен помочь следствию. — Надеюсь, мой ответ ее устроит.

— Следствию? Что, арестовали того, кто это сделал? Кто это сделал, Мартин? Ты знаешь?

Я киваю:

— Да, знаю. Поезжай к Петре, Фильда. Ты доедешь сама?

Фильда смотрит на меня, как будто хочет еще о чем-то спросить, но выражение моего лица подсказывает ей, что сейчас лучше промолчать.

— Если хотите, я отвезу ее, — говорит незнакомка и подходит к нам. Впервые я обращаю на нее внимание. — Я Мэри-Эллен Макинтайр. — Она протягивает руку, и я узнаю ее лицо. Ее показывали по телевизору — она просила вернуть дочь.

Я крепко жму ей руку:

— Я слышал о вас… о вашей семье. Примите мои соболезнования.

— Я отвезу Фильду и ее мать в больницу. — Мэри-Эллен смотрит на Фильду, как будто хочет проверить, согласна ли та. Фильда кивает и продолжает пристально разглядывать меня.

— Что с тобой случилось, Мартин? Откуда кровь? — Она показывает мою испачканную рубашку.

— Ничего со мной не случилось. Езжайте, пожалуйста. Как только я смогу, сразу присоединюсь к вам. — Я целую Фильду в лоб и поворачиваюсь к миссис Макинтайр. — Спасибо, что присмотрели за моей женой. Я вам очень благодарен.

— Рада помочь. Мы с Фильдой сразу подружились.

— Пойду возьму сумочку… и Снаффи, — говорит Фильда и убегает в дом.

Снаффи — любимец Петры, игрушечный муравьед, которого она берет с собой в постель.

Мэри-Эллен наклоняется ко мне:

— Вы знаете, кто это сделал, да?

— Да, мне кажется, что знаю. — Я не смотрю ей в глаза.

— Он… напал на Петру. Сделал что-то ужасное. — Мэри-Эллен Макинтайр не спрашивает. Она знает.

— Да.

— Вы собираетесь ему отомстить?

— Да. — Теперь я смотрю ей прямо в глаза, стараясь определить, выдаст ли она меня Фильде. Жена наверняка отругает меня за глупость.

Мы с Мэри-Эллен Макинтайр стоим на крыльце; она молча прикасается к моему плечу и быстро отходит прочь.

Фильда сжимает в руках сумочку и Снаффи. Она целует меня в губы, говорит, что любит меня, потом они с матерью садятся в машину миссис Макинтайр и уезжают. Я долго стою на крыльце и смотрю им вслед; наконец, красные фонари скрываются за углом. Возвращаюсь в дом и выключаю свет на крыльце. Иду на кухню и долго сижу за столом в темноте, пытаясь собраться с мыслями.

Мне трудно менять положение — мышцы протестуют. С трудом ковыляю на второй этаж, в комнату для гостей. Открываю дверь шкафа. Роюсь на верхней полке. Там хранятся старые фотоальбомы и свадебное платье миссис Моурнинг. Его же надела и Фильда в день нашей свадьбы. Платье обернуто в бумагу и сложено в коробку, перевязанную голубой лентой. Я встаю на цыпочки и шарю руками на верхней полке. Натыкаюсь на металлический футляр, придвигаю его к себе. Снимаю футляр и ставлю его на кровать. Он не заперт. Я откидываю крышку, медные петли слегка поскрипывают. Внутри, на бархатной подкладке, лежит револьвер. Калибр и марка мне неизвестны. Никогда не интересовался огнестрельным оружием. Револьвер, который сейчас лежит передо мной, принадлежал отцу Фильды — он скончался много лет назад, задолго до нашего с ней знакомства. Теща сама не знает, зачем она его хранит; револьвер ее пугает. Наверное, она не может заставить себя выкинуть его или, скорее всего, просто забыла о нем. Я вынимаю револьвер из футляра. Он маленький, но неожиданно тяжелый. На бархатной подкладке катается одинокая пуля. Я вынимаю ее и сжимаю в пальцах, грею о свои потные ладони. Потом смотрю на часы и понимаю, что времени у меня в обрез. Надо спешить!

Антония

Я смотрю на спящую Калли. Ее грязное личико совсем не такое мирное, спокойное и безмятежное, какое ожидаешь увидеть у семилетней девочки во сне. На переносице у нее глубокая складка, губы плотно сжаты. На втором операционном столе, напротив Калли, сидит Бен. Им сейчас занимаются доктор Хигби и Молли. Лицо моего сына превратилось в кровавую кашу. С первой же секунды, как я увидела его на пороге смотрового кабинета, мне хочется спросить его, кто его так избил. Но я молчу. Боюсь услышать ответ.

Молли дала мне махровую губку, я окунаю ее в миску с теплой водой и протираю личико Калли. Начинаю сверху — медленно провожу губкой над глазами, стараясь разгладить глубокие складки на лбу. Мою шею, щеки, подбородок, время от времени осторожно приподнимаю дочке голову. Калли лежит на операционном столе в одной больничной рубашке. Ноги у нее забинтованы. Я опускаю голову и снова пугаюсь, увидев багровые кровоподтеки на предплечьях. Час назад Молли их сфотографировала. Это не обычные синяки, какие бывают у всех детей, если они падают или ударяются обо что-то. Я трогаю вздувшийся рубец и невольно вздрагиваю.

Осторожно протираю губкой ладошки Калли, стараясь смыть грязь, въевшуюся в складки между пальцами. После мытья ладошки розовеют. Провожу пальцем по линии жизни. Бедная моя девочка, что ее ждет? Вторая моя мысль о Грифе. Где он?

— У Бена, — обращается ко мне доктор Хигби, — сломаны нос и три ребра. — Он поворачивается к мальчику. — Жить ты будешь, Бен, но некоторое время тебе нельзя заниматься спортом.

Бен фыркает и грустно смотрит на меня.

— Сейчас мы переведем Калли в палату, где она поспит до утра. А вы с Беном — как хотите. Можете остаться с Калли, а можете ехать домой, — говорит доктор Хигби.

— Мы остаемся, — хором отвечаем мы с Беном и невольно улыбаемся. Мы оба не сомневаемся в том, что должны быть рядом с Калли.

— Мне бы хотелось съездить домой и кое-что привезти. Обоим детям — чистую одежду, для Калли — одеяло и ее игрушечную обезьянку, — говорю я доктору.

— Да, — кивает доктор Хигби, — хорошая мысль. В ближайшие дни Калли нужно окружать особой заботой. А ты, Бен… не обижайся, но тебе не помешает принять душ и переодеться.

Бен смеется; я рада. Что бы там ни случилось, смеяться мой сын не разучился.