Книга «Волос ангела» - Василий Веденеев

— Я не один промеж нас православный, а и ты. Долю просишь — значит, грабили, считай, вместе. Так что и ты с нами заодно, офицер! Потому и молчи, — заключил Антоний.

— Но-но! — привстал Воронцов. — Мое моральное право получить, что причитается.

— Ладно уж, — Антоний полез во внутренний карман, достал пачку денег, пухлую, стянутую туго красной аптекарской резинкой. Бросил ее на стол рядом с Воронцовым. — На вот…

Воронцов только покосился на деньги, но в руки не взял. Наблюдавший за ним Невроцкий усмехнулся, достал новую папиросу.

— Поговорить нам все одно надо, — Антоний тоже закурил, пустил пару колец, посмотрел, как они смялись, попав в поток воздуха, идущий от неплотно прикрытой двери. Вздохнул, вроде не зная, как начать неприятный разговор. — Ангелина твоя одного парня нам помочь просила, а тот теперь болтает много. Нас он не знает, а вот ее…

— Откуда это известно?

— Люди верные сказали. Да и другой грех на нем есть…

— На ком их нет? — пренебрежительно махнул рукой Воронцов. Чужие грехи его не интересовали, своими по горло сыт.

— Это точно, — легко согласился с ним Антоний, — да грех тот и тебя касается.

— Чем же?

— На след ваш могут выйти легавые, чего тут темнить, но…

— У тебя выйдешь! — засмеялся Воронцов. — Тебе бы в конспираторы к эсерам, их бы тогда ни одного не поймали. Не думаю, что нынешняя власть церквами интересоваться будет. Однако в любом случае мне с большевиками ссориться нет смысла. Я уехать хочу.

— Это куда же? — мрачно поинтересовался Пашка Заика.

— К черту, к дьяволу, в Сибирь, за границу… — глядя в его пустые наглые глаза, зло сказал Воронцов. — Какое тебе дело?

— Не серчай, ваше благородие… — миролюбиво остановил его Антоний. — Никто тебя пока не ловит, а беречься надо. Сам понимать должен.

— Спасибо! Разъяснил, — издевательски поклонился Воронцов. — Просветитель, Барух Спиноза и Ян Амос Каменский! А то я сам не понимаю, в какое дерьмо вляпался! Вот что, давайте дадим этому парню денег и пусть катится куда глаза глядят. Лишь бы не болтал больше про Ангелину. И про вас тоже.

Воронцов, протянув руку, взял пачку денег, начал засовывать ее в карман брюк. Она не влезла. Он отложил часть купюр, бросил небрежно на стол. Достал из кармана револьвер, засунул деньги, потом убрал оружие. Подвинул отложенные купюры к Павлу.

— Вот, этому… от меня… Если надо еще — скажите или добавьте сами.

— Револьвер тебе зачем? — поинтересовался Антоний.

— Я человек военный, привык к оружию, — пожал плечами бывший офицер.

Невроцкий и Антоний переглянулись. Пашка нетерпеливо заерзал на стуле.

— Вот ежели ты привык, — хмыкнул он, — так и пристукни этого Кольку Психа. Он и болтать насовсем перестанет, и деньги твои целы будут. А мы тебе еще добавим. За труды.

— Что? — выпучил глаза ошарашенный Воронцов. — Что?!

— Никак оглох, ваше благородие? — заржал Пашка. — Не понял, что ли?

— Скотина… — прошипел, поднимаясь со стола, Воронцов. — Ты мне, боевому офицеру русской армии, предлагаешь убить какого-то воришку, да еще и за деньги? Я не «брави» — наемный убийца! Поищи таких в другом месте, мразь…

— Это ты зря… — с сожалением сказал Пашка, сунув руку за пазуху. — За мразь ты у меня юшкой умоешься!

Антоний с безучастным интересом наблюдал за ними. Невроцкий все так же молча курил в углу, как будто происходящее его совершенно не касалось.

— Ах, ты еще грозить, скотина!

Воронцов дернул шеей, как будто ворот душил его. Быстро шагнул вперед и коротко ударил Пашку кулаком в зубы.

Тот, не успев вынуть руку из-за пазухи, отлетел вместе со стулом к стене, сполз по ней на заплеванный пол. Губы его окрасились кровью.

— От гвардеец! — восхищенно хлопнул себя ладонью по колену Антоний.

Пашка медленно сел, провел рукой по губам, увидев кровь, побледнел. Быстро достал из внутреннего кармана своего клетчатого пиджака наган. Наставил на офицера, взвел курок.

— А ну, ваше благородие, становись-ка на коленки! И ползи сюда! Не то пулю в лоб всажу. Вот те истинный крест!

— Перестаньте! Это слишком уже… — поднялся с табурета Невроцкий, решивший наконец вмешаться. Но не успел.

— Гаденыш!

Воронцов резко ударил палкой под руку Пашки. Револьвер отлетел в сторону. Невроцкий тут же поднял его.

Заика от удара невольно развернулся. Воронцов врезал ему ногой в бок! По ребрам.

— Ты с кавалером боевых орденов Российской державы говоришь, скотина! — бешено выпучив глаза, заорал бывший штабс-капитан.

Еще раз шагнув вперед, ударил Пашку ногой в лицо, вымещая на нем всю скопившуюся злость. Заика дернул головой и затих.

— Хватит, хватит… — схватил сзади за плечи Воронцова Антоний. К нему на помощь поспешил Невроцкий.

Они вдвоем усадили Воронцова на стул.

— Поговорили, называется… — сокрушенно покачал головой бывший жандарм.

— Дай воды, ваше благородие… — склонившись над Пашкой, попросил Антоний. — Вон как малого ухайдакал.

Воронцов поднялся, взял стоявшее в углу мятое ведро и, сильно припадая на раненую ногу, вышел, зло хлопнув дверью.

— Дурак! — Антоний сильно пнул пришедшего в себя Пашку сапогом в живот. — Идиот!

— Ну, ну! — оттащил его Невроцкий. — Теперь вам не хватало передраться!

— За что? — просипел Пашка.

— А за дурость, за то, что лезешь куда не надо! — окрысился Антоний.

— Ты же сам велел офицера натравить, — простонал Заика.

— Придурок! Надо было сказать, что Псих к его Ангелине клинья подбил, амуры крутит, он бы и шлепнул его за милую душу и ничего не спросил. Вишь, он как конь норовистый…

Воронцов вошел с ведром воды, молча поставил. Пашка, шатаясь, подошел, вымыл разбитое лицо.

— Пошли… — приказал Антоний. — Прощевай пока, офицер. Не держи зла, если что не так.

Дождавшись, пока стихнут шаги Антония и Павла, Невроцкий подошел к Воронцову:

— Зря вы так с ними.

— Чего уж теперь… Вся жизнь не так!

— Где вы живете? На Ордынке?.. Прекрасно. Если не возражаете, загляну к вам как-нибудь вечерком, поговорим, вспомним старое. Поверьте, с этими людьми у меня совершенно случайное знакомство. Надеюсь быть вам полезным. — Невроцкий поклонился.

— Что ж, заходите, — вяло согласился Воронцов, — поговорим.

Догнав на улице Антония и. Павла, Невроцкий некоторое время шел рядом с ними. На углу остановился.

— Мне сюда… И вот что, Николай Петрович, Воронцов нам явно не попутчик. Я сам подумаю, как с ним быть. Доносить он не побежит, но совестливый, гордый больно. Его любовницу еще можно использовать в работе?