Книга Письма из Лондона - Джулиан Барнс

На вопрос о своих нумизматических предпочтениях мисс Уорнер без раздумий называет знаменитую греческую, отчеканенную в Сиракузах, монету, на которой изображена длинноволосая Аретуза; вокруг головы девушки резвятся дельфины. «Вот к чему я хотела бы, чтобы мы вернулись. Совсем не обязательно нагружать изображение тяжеловесной национальной символикой — монета может быть чем-то таким, что доставляет удовольствие», — решительно произносит она. «Удовольствие», однако ж, — не то слово, которым особенно часто козыряют в ходе прений Консультативного комитета Королевского монетного двора. Скорее да, чем нет, члены будут обсуждать геральдические солецизмы, символические фитюльки, степень вычурности шрифтов или неразрешимую проблему Северной Ирландии. Это совсем крошечный уголек из ирландского костра, но он способен воспламенить даже эти академические и в целом весьма сдержанные дискуссии во флигеле Букингемского дворца. Затруднение состоит в том, что, тогда как все три прочие части Соединенного Королевства могут похвастаться замечательно богатым выбором бесспорных древних символов, подходящих для использования в общественной иконографии, у Северной Ирландии таковой отсутствует. Как представить эту территорию на монете? Красной Руке Ольстера[116]будет не слишком уютно в католическом кармане, тогда как протестантский большой палец напорется на арфу или трилистник[117]. Старинная корона св. Эдуарда худо-бедно приемлема, но тут не слава богу с крестами: крест св. Патрика, уже известный по флагам и гербам, еще туда-сюда, но кельтский крест, который некоторые протестанты могут принять за символ, оскорбляющий их религиозные чувства, не лезет ни в какие ворота. Не так давно компромисс был найден в торке — так называется церемониальная цепь, часто из червонного золота, которую в старину носили на шее вожди кланов в Гибернии. Еще можно более-менее безопасно плясать от садово-огородной тематики: лен, очный цвет, рябина. Не так давно была предпринята попытка выдвинуть в качестве эмблемы провинции лося: злополучный оформитель в страшном сне не мог себе представить, до какой степени геральдически сомнительно помещать на щит это животное. Эта черная дыра провоцирует художников выдвигать все более оригинальные образы: недавно на рассмотрение комиссии поступил проект, авторы которого представляют Северную Ирландию в качестве юницы, невинно играющей на оловянной флейте, сидя при этом верхом на Джайент Козуэй[118].

Кто именно был автором варианта с оловянной флейтой, комитет так и не узнает — члены просто будут рассматривать «Представление 1(d) от Дизайнера № 1 по Пункту 3: Региональные Изображения для монеты £ 1». Анонимность художников тщательно соблюдается, хотя с годами персональные стили неизбежно становятся узнаваемыми. Иногда — как в случае с мемориальной кроной, которая должна быть выпущена в этом году в честь сороковой годовщины коронации королевы — проводится открытый конкурс. Чаще приглашаются конкретные художники с тем, чтобы они представили на рассмотрение свои проекты. Именно так обстояли дела в случае с новыми региональными изображениями для реверса 1-фунтовой монеты. Данное средство денежного обращения было введено в 1983-м и каждые двенадцать месяцев дизайн реверса обновляется. В течение первого года выпуска на реверсе чеканился Королевский герб, затем начался четырехгодовой цикл, на протяжении которого отмечались каждая из составляющих частей Соединенного Королевства, затем опять Королевский герб в 1988 году, за которым последовал новый региональный цикл. В 1994 м — после нынешнего буферного года, начнется следующий региональный цикл. В преддверии этого события дюжину художников попросили представить предварительные наброски на конкурс в Королевский монетный двор к 31 декабря 1991 года. Им было предложено разработать изображения, связанные общей темой или еще как-либо унифицированные стилистически; им напомнили об ирландской проблеме; также было обговорено вознаграждение. Тем, кто представит на рассмотрение набор из четырех рисунков, причиталось по £250; те, кто войдет в короткий список и удостоится предложения изваять гипсовые модели своих изображений (не более 7 дюймов в диаметре), получат по £500 за модель; победителю заплатят по £2500 за каждую из четырех моделей при наличии королевского одобрения, в обмен за каковые блага он или она передаст все права Короне.

Желание участвовать в конкурсе изъявили девять художников из двенадцати, и вот 11 февраля 1992 года Консультативный комитет встретился для своей первой экспертизы в Китайской столовой Букингемского дворца. Члены комитета проникают в здание через Дверь Личного Казначея Короля, располагающуюся на правой стороне фасада дворца, где их встречают военные конюшие. Здесь мужчины избавляются от пальто, которые, вместо того чтобы отправиться на вешалку, укладываются, в беспрекословной военной манере, в массивные кубы, расставленные на столе. (К счастью, на женские пальто подобного рода посягательство предпринято не было.) Члены комитета поднимаются на второй этаж, минуя, до недавнего времени, предостерегающую картину Ландсира[119]— цирковую викторианскую вариацию сюжета «св. Даниил в логове льва»; мельком им удается разглядеть бесконечный устланный красной ковровой дорожкой коридор, охраняемый шеренгой бюстов и урн, а затем их препровождают в помещение комитета. Это оформленная в красно-золотых тонах шинуазери[120]начала XIX века — «камин, уже раскочегаренный, выглядит, как тысяча драконов, плюющихся огнем», припоминает Марина Уорнер. Никто не усаживается, все осматривают рисунки, которые через несколько минут станут предметом обсуждения, — до официального прибытия председателя, принца Филиппа; затем они занимают свои места за длинным столом. На просьбу описать эти собрания мисс Уорнер отвечает: «На что это было похоже — так на Безумное Чаепитие у Шляпника. Все слегка поклевывают носом. Атмосфера настолько напыщенная, что сам церемониал действует убаюкивающе. Все настолько благообразно, что и язык в этой обстановке словно деревенеет во рту». Несмотря на вышеописанные неудобства, на первой встрече членам комитета все-таки удалось сократить количество участников конкурса на реверс монеты достоинством в £1 до пары финалистов: Дизайнера 8, предоставившего серию прилежно исполненных в традиционной манере геральдических набросков, и Дизайнера 9, чьи изящные рисунки, несомненно представляющие угрозу для противников удовольствия, изображали диких птиц — шилоклювку за Англию, орлика за Шотландию, красного коршуна за Уэльс и розовую крачку за Северную Ирландию. Тематически эти четыре птицы были связаны между собой тем, что каждая из них в начале столетия была близка к вымиранию, но с тех пор благодаря предпринятым мерам по разведению успешно восстановила свою численность.

К следующей встрече, состоявшейся 26 мая, уже понятно было, что оба дизайнерских проекта оказались не без изъянов. Геральдическая серия подверглась критике как Министерства по делам Шотландии, так и министерства по делам Уэльса. Министерство по делам Шотландии, проконсультировавшись с лорд-лайоном[121], герольдмейстером, объявила шотландский дизайн в Сериях А Дизайнера 8 невразумительным и некорректным винегретом из эмблем, тогда как Министерство по делам Уэльса обратило внимание на жуткий геральдический ляпсус: валлийский дракон здесь оказался на фоне того, что, на их взгляд, было похоже на крест св. Георгия. Птицы между тем также попали впросак. Оба министерства — и по делам Шотландии, и по делам Уэльса, — в принципе отнесясь к ним благосклонно, заинтересовались, сумеет ли общественность опознать эти виды как должным образом представляющие их страны. У герцога Эдинбургского возникло возражение, касающееся флоры: шилоклювка схватилась за дубовую ветку, орлик — за чертополох и так далее. На рисунке для Уэльса красный коршун вцепился в лук-порей[122]с таким видом, будто он камнем рухнул с неба на прилавок зеленщика и заграбастал растение, намереваясь во что бы то ни стало накормить своих птенцов. Компетентный в сфере орнитологии член комитета обратил внимание, что на данный момент наука не располагает данными о том, что красные коршуны питаются луком-пореем.