Книга Собака из терракоты - Андреа Камиллери
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Знаете, эти вещи – не моя компетенция. Я занимаюсь только работами. Вернее, занимался – до тех пор, пока постановление их не прекратило.
– И тогда к кому мне нужно обратиться?
– К кому-нибудь на предприятии.
– Я звонил, никто не отвечает.
– Тогда к коммендаторе Гаэтано или к его сыну Артуру. Когда выйдут из тюрьмы.
– Даже так?
– Да. Взяточничестство и подкуп.
– И, значит, мне на что надеяться?
– Разве что на снисходительность судей, чтоб их выпустили хотя бы через пять лет. Шучу. Послушайте, вы можете попытаться поговорить с юристом этой фирмы, адвокатом Ди Бартоломео.
– Дело в том, комиссар, что строительные предприятия не занимаются процедурой по отчуждению. Этим ведает администрация округа, к которому принадлежат участки, подлежащие экспроприации.
– А вы тогда зачем?
– Не ваше дело.
И адвокат положил трубку. Он был малость раздражен, этот Ди Бартоломео: может, в его обязанности входило покрывать Николози, отца и сына, когда те обтяпывали свои делишки, но в этот раз у него не получилось.
Пяти минут не прошло, как открылась контора, а проектировщик Тумминелло уже увидел, как перед ним возник комиссар Монтальбано, вид у которого нельзя сказать, чтоб был умиротворенный. Для Монтальбано и впрямь эта ночь выдалась беспокойной, заснуть ему не удалось, и он провел ее за книжкой Фолкнера. Проектировщик, сын у которого был сорвиголова, охотник до сомнительной компании, потасовок и мотоциклов и нынешней ночью впридачу дома не появлялся, позеленел, руки у него принялись трястись. Монтальбано заметил, как тот реагировал на его появление, и ему пришла грешная мысль – все ж таки он был легавым, хоть и читал хорошие книги:
«У этого явно рыльце в пушку».
– Приключилось что? – осведомился Тумминелло, уже приготовившись услышать, что сына его арестовали. Что, может, было бы счастьем или меньшим несчастьем, потому как могло, к примеру, случиться, что его пришили собственные дружки.
– Мне бы надо кой-чего узнать. Про отчуждение.
Напряжение Тумминелло заметно ослабло.
– Что, приняли страху? – не смог удержаться Монтальбано, чтоб не спросить.
– Да, – признался откровенно проектировщик. – Волнуюсь все о сыне. Сегодня вот дома не ночевал.
– И часто это с ним бывает?
– Да, знаете, связался он тут…
– Тогда не беспокойтесь, – отрезал Монтальбано, у которого не было лишнего времени, чтоб заниматься проблемами молодежи. – Мне нужно посмотреть бумаги о продаже или изъятии земельных участков в связи со строительством тоннеля через Красто. Это ведь ваша епархия, да?
– Так точно, наша. Но зачем брать бумаги, я это дело знаю. Вы мне скажите, что вас конкретно интересует.
– Хочу знать о землях Риццитано.
– Я так и догадался, – сказал проектировщик. – Я, когда узнал сначала, что нашли оружие, а потом двух убитых, спросил себя: разве эти места не принадлежат Риццитано? И пошел смотреть бумаги.
– И что в них значится, в бумагах-то?
– Начну издалека. Собственников, которые, скажем так, пострадали бы из-за дорожных работ и тоннеля, было числом сорок пять.
– Господи Иисусе!
– Видите, может, земли-то всего ничего, а по наследству перешли пятерым владельцам. Уведомление нельзя посылать всем наследникам скопом, нужно, чтоб оно поступило к каждому в отдельности. Мы, как получили постановление префекта, предложили владельцам низкую в общем-то цену, ведь речь по большей части шла о пахотной земле. А к Калоджеро Риццитано, который считается владельцем, потому что нет никакой бумаги, которая этот факт подтверждает, то есть, хочу сказать, что нету никакого акта о вступлении в наследство, а отец умер без завещания, так вот, в отношении Риццитано пришлось нам применить статью сто сорок три гражданского процессуального кодекса, которая касается безвестно отсутствующих. Как вам известно, статья сто сорок три предусматривает…
– Нет, это не нужно. Сколько лет назад вы направили это уведомление?
– Десять.
– Значит, десять лет назад Калоджеро Риццитано считался безвестно отсутствующим?
– Да и потом тоже! Потому что из сорока пяти владельцев сорок четыре подали жалобу из-за низкой суммы, которую мы им предложили. И дело выиграли.
– И сорок пятым, кто не подавал жалобу, был Калоджеро Риццитано.
– Именно. Мы отложили деньги, которые ему причитаются. Потому что, как бы то ни было, для нас он еще жив. Никто не обращался за свидетельством о признании его умершим. Как объявится, заберет деньги.
Как объявится, сказал проектировщик, но все заставляло думать, что у Лилло Риццитано не было никакой охоты объявляться. Или, что тоже выглядело правдоподобно, он уже не мог объявиться. Директор Бурджио, да и комиссар тоже, приняли как само собой разумеющееся, что Лилло, взятый раненым на борт военного грузовика и увезенный бог весть куда ночью на девятое июля, выкарабкался. Но ведь они даже не знали, насколько тяжело его ранили! Он ведь мог умереть по пути или в госпитале, хотя бы даже до госпиталя его и довезли. Почему упорствовать в своем желании облечь плотью эту тень? Могло случиться, что двое убитых из пещеры были, в момент их обнаружения, в лучшем состоянии, нежели то, в каком уже давно находился Лилло Риццитано. За пятьдесят с чем-то лет – ни слова, ни строчки. Ничего. Ничего и когда у него реквизировали землю, сносили остатки дома – его имущество. Лабиринт, в который комиссар захотел войти, вывел его к стене, и, может, хорошо делал, не пуская его дальше и заставляя остановиться на самом логичном, самом естественном решении.
Он был легким, этот ужин, но все было приготовлено с той виртуозностью, которой Господь разве что в редких случаях наделяет своих избранников. Монтальбано не стал благодарить жену начальника полиции, он ограничился взглядом, который бывает у бродячих собак, когда их приласкают. Потом мужчины удалились в кабинет поболтать. Приглашение начальника полиции показалось Монтальбано спасательным кругом, брошенным утопающему, но не в штормовом море, а наоборот, в штиль, – в море ничегонеделанья и скуки.
Первым делом заговорили о Катании и сошлись на том, что, как только полицейскому управлению Катании они сообщили о своем интересе к Бранкато, ближайшим следствием оказалось устранение самого Бранкато.
– Мы прямо какое-то решето, – сказал с горечью начальник полиции, – не можем шагу сделать, чтобы наши противники об этом не знали. Бранкато велел убрать Инграссию, который стал делать много лишних движений, но когда те, кто держит ниточки, узнали, что мы взяли на мушку Бранкато, они приняли меры, чтобы его устранить, и след, по которому мы с таким трудом шли, окончательно затерялся.
Начальник полиции был пасмурен, эта история с расплодившимися «наседками» его сразила и удручала больше, чем предательство члена семьи.