Книга Вкус желания - Беверли Кендалл

— Об этом упомянул Радерфорд, когда был в городе по парламентским делам.

В обычных обстоятельствах Томас обрадовался бы обществу друга и приветствовал его пребывание в поместье Радерфорд. Все возможные праздники и торжества Картрайт всегда проводил с его семьей. Он стал, как ни посмотри, членом клана Армстронгов, ведь они с Томасом ветретились и подружились еще мальчиками, в Итоне.

Но это Рождество должно было стать чем-то особенным. На это Рождество с ними должна была остаться Амелия, а мысль о том, что она и Картрайт будут проводить вместе много времени, да еще в такой близости, раздражала его больше, чем следовало бы. И все же Томас заставил себя принужденно кивнуть. Картрайт сухо хмыкнул:

— Похоже, ты этому не рад. Я перестал быть желанным гостем?

— Конечно, нет! — огрызнулся Томас, злясь на себя за то, что так явно проявил свое неудовольствие.

Амелия сводила его с ума, совершенно сводила. И то, что он позволил ей встать между собой и Картрайтом, было высшей степенью предательства их двадцатилетней дружбы.

— Я просто удивился — помнится, ты говорил, что твой отец хочет, чтобы эти праздники ты провел дома.

Когда лорд Гастингс призывал сына, обычно Картрайт подчинялся, хотя всегда неохотно — отношения у них были натянутые.

Серебристые глаза его друга стали холодными при упоминании о его отце.

— Да, это так, но, как тебе известно, я не жажду видеть герцога. Ни теперь, ни на праздники, — сказал он натянутым тоном.

Томас поспешил сменить тему. Упоминание о герцоге — единственное, что приводило в скверное настроение его разумного и уравновешенного друга. И это продолжалось уже по крайней мере лет десять. Томас предпочитал не выяснять причину разлада в их отношениях.

— Вы играете в карты, лорд Алекс? — спросила Амелия, стараясь разрядить атмосферу.

Выражение лица Картрайта сразу смягчилось, и он просиял:

— Не на деньги, но я обладаю сноровкой в игре в двадцать одно или блэкджек. Кроме того, всем известно, что время от времени я балуюсь вистом.

Томасу не понравилось направление, которое принял разговор, а также то, что настроение его друга стремительно улучшалось, когда он разговаривал с Амелией.

— Вы не думаете, что вам было бы лучше отдохнуть? Вы ведь только что поправились, — возразил Томас.

— Милорд, я не думаю, что моему здоровью может повредить игра в карты, — ответила Амелия со смехом.

— И все же лучше поостеречься. Я уверен, что Картрайт ни за что не захотел бы стать причиной ухудшения вашего здоровья.

Картрайт посмотрел на него. На мгновение Томас подумал, что друг собирается поднять его на смех с его нелепыми доводами. Он смотрел на Томаса несколько секунд, потом снова перевел взгляд на Амелию.

— Да, мне приходилось слышать, что салонные игры могут вызвать некоторые болезни, и, конечно, мне бы не хотелось, чтобы вы пали их жертвой.

В такой форме едва завуалированная насмешка Картрайта была приемлема — куда лучше, чем открытый скандал. Томас подумал с полным основанием, что это была соломинка, которую бросил ему друг. И понимал, что и все, сидящие за столом, тоже это чувствуют.

— Ну, раз вы все считаете меня слишком хрупкой для карточных игр, я отправлюсь в постель. Внезапно я почувствовала сильную усталость.

Картрайт сделал движение, будто собирался встать. Амелия жестом остановила его:

— О, сидите, сидите.

У ее локтя материализовался лакей, готовый помочь ей. Томас не собирался отсылать ее в постель так рано, потому что не хотел лишать себя ее общества. Он остался молча сидеть за столом, глядя, как она оправляет складки своей бархатной юбки, и пытался отделаться от образа Амелии, ласкающей этими стройными руками его обнаженное тело.

— Увидимся утром, — проговорил он.

Ее взгляд на мгновение задержался на нем.

— Если только мне не станет хуже.

Ее сапфировые глаза блеснули озорством, а в уголках рта зародилась улыбка, и Томас ощутил ее как удар в грудь, отголосок которого он почувствовал в паху.

Амелия же, покинув столовую, не поднялась, а взлетела вверх по лестнице. На самом деле ей вовсе не хотелось играть в карты с лордом Алексом. Она только искала доказательства того, что Томасу очень не хотелось, чтобы она села за карточный стол. Кто бы мог подумать, что она принадлежит к тому типу женщин, которые готовы играть на мужской ревности? И кто бы мог подумать, что, убедившись в его ревности, она почувствует приступ дурноты и головокружение?

Уйти из-за стола было необходимо, иначе она выглядела бы такой влюбленной, какой себя чувствовала. Он был настолько неравнодушен к ней, что ревновал ее к другу. Он был настолько озабочен ее болезнью, что сидел у ее постели, когда у нее была лихорадка, Томас, виконт Армстронг, неравнодушен к ней — теперь только это и имело для нее значение. Завтра, решила Амелия, их отношения начнутся заново.

Все еще пребывая в эйфории, Амелия услышала звук, который могла издавать только кошка. Повернувшись в сторону, откуда слышалось жалобное мяуканье, она разглядела пушистый комочек, метнувшийся в другое крыло дома. В Стоунридж-Холле не было домашних животных. Амелия была в этом уверена. Видимо, бродячая кошка забрела сюда, спасаясь от холода. Бедный зверек был, вероятно, голоден. Амелия отправилась на поиски кошки.

После длительного увещевания и произнесенных шепотом призывов «Сюда, кис-кис» она обнаружила кошку, спрятавшуюся в коридоре под массивным столом. Оказалось, что это маленький котенок.

Амелия опустилась на колени и протянула к зверьку руку, чтобы поймать ловкого и юркого малыша. Но как только ее пальцы коснулись мягкой, как пух, шерстки, котенок рванулся из-под стола и шмыгнул в первую попавшуюся дверь.

Амелия со вздохом поднялась с колен и в нерешительности остановилась перед дверью. И тут снова послышалось мяуканье котенка. Ей следовало действовать быстро. Мисс Фоксуорт и мужчины все еще сидели за столом, и никого из слуг не было видно.

Подавив дурные предчувствия, которые не особенно ее беспокоили, Амелия набрала полную грудь воздуха и вошла в комнату. В камине горел огонь, но комната была погружена в тени разных оттенков серого цвета. Ее глазам потребовалось несколько секунд, чтобы привыкнуть к темноте. Комната была большой. Ее охватил трепет: судьба распорядилась так, что она оказалась в хозяйской спальне. В спальне Томаса. Будь в ней хоть капля здравого смысла, она бы немедленно ушла. Но по ее телу пробежала дрожь предвкушения, и она двинулась дальше, в глубь комнаты.

Амелия заметила массивную мебель, в том числе огромную кровать на четырех столбах. Ее снова пробрала дрожь. В меблировке этой комнаты не было ничего вычурного. Никаких плавных женственных очертаний — всего лишь полированное красное дерево и темно-зеленое стеганое покрывало на кровати.