Книга Хранитель понятий - Александр Логачев

Коричневых и черных кожаных курток в ложе все прибывало, абреков набралось уже больше, чем царских мест, но шли и шли новые. Они целовались, обнимались, горланили, гомонили и горлопанили.

– Нельзя! – Маргарита Алоизевна раскинула руки перед галдящей отарой с шампанским, коньяком, фруктами и двумя крашеными блондинками. – Охрану позову!

– Э, что кричишь? На! – ей в программки сунули русский стольник. Сунули ей, той, которой целовал руку сам Михалков-Кончаловский, с которой поздоровался сам Путин, которой кивнула английская королева. Маргарита Алоизевна не могла никого позвать. Никто кроме нее не защитит ложу.

Маргарита Алоизевна припомнила своего мордатого зятя, их кухонную войну, его дробящие уши монологи. Маргарита Алоизевна едва удержала руку, чтоб не перекреститься. Господи, прости меня за грехи мои тяжкие, не корысти ради, а токмо во имя святости театральной!

– Короче, – пугаясь собственной смелости, она приставила к ближайшему щетинистому горлу край програмковой кипы, – звери, рюхай сюда! Мариинка – не фруктовый склад и не бордель, – зятевы слова почему-то без труда вылетали на язык. – Гони на девок ксивы! Нету ксив – заворачивай шмарам корму. Пузыри в буфете глушить будешь, да? Сечешь, баран? – Алоизевна расчехвостила программки веером. – Или расписать по белому, че пацаны из охраны вам вставят без резьбы. Или, – вдруг старушка вспомнила зятевы прогоны о том, чего черные боятся даже больше проклятья рода, кровной мести и закрытия рынков, – или ОМОН с площади пригласить?..

– ...Э! – в амфитеатре Харчо приставил к уху мобилу.

– Ты чего все землячество привел? – гоготнул в наушнике Палец.

– Это не мои, сами пришли, – Харчо забросил в пасть вяленый киш-миш. – Мои на первом ряду. А твои?

– Кто где. Ща буду кучковать вокруг себя, – веселость Пальца была показная.

На самом деле ничего общего с праздничным не имело его настроение. Если бы, как мечталось, у них с Харчо все срослось по спискам, то они бы стали в Питере центровыми. И тогда вплотную назревал вопрос: кто кого? Именно на этот зигзаг удачи Палец приглачил в Питер московского авторитета Шархана. Дескать, обоснуйся пока в СИЗО (нынешний хозяин СИЗО, типа, доживает последний четверг), а там и покруче дела завертятся. С Шарханом на пару Палец бы вытер ноги об Харчо в пять секунд. Но вот который день от Шархана ни привета, ни ответа.

– Давай, дорогой. – Харчо вновь прильнул к биноклю. Навел на самую среднюю трибуну. В ней земляки хлопали друг друга по плечам, веселились, размахивали руками, целовались, туда-сюда ходили. Вдруг, за их спинами заелозила туда-сюда старушка и мужчины враз затихли. Вах, молодцы, уважают старых людей, не то что русаки.

Зачем этому чурке Пальцу прогонять правду, а?! Кто он такой этот Палец? А тайна черного вора в том, что анашишник Хамид, который сейчас ковыряет обивку кресла позади Харчо, – верблюд и внебрачный сын ишака. Если б не просьба дяди Фазиля, клянусь матерью, выгнал бы Хамида из помощников.

Харчо приказал Хамиду купить билеты в театр на всех ребят. Ослу понятно, что ребята – это бойцы. А этот шакалий хвост, наверное, сосчитал жен, детей, братьев, сестер, родню по отцу, родню по матери. Этот павлиний зад мало того что, скупил полтеатра, он набрал самые дорогие билеты. «Э, – сказал Харчо Хамиду, когда тот принес полные руки синих картонок, – зачем принес?! За лишние из своего кармана платишь! Иди!»

Конечно, хитрый Хамид пошел по рынкам. Что он еще мог придумать? Только заставлять платить за свои ишачьи глупости земляков...

А вензель всей душой поверил, что списки заныканы где-то в театре, и через каких-то задрипанных полтора часика он станет их полноправным обладателем. Если выводы насчет внебрачных балетных детей верны, то где ж еще малявки могут прятать списки, как не в театре? В квартирах? Не смешите. Что такое приныкать вещь в маленькой квартире, и что такое – в большом театре? Где ее будет проще отрыть посторонним? То-то и оно. У тещи, и тещу не посвятить? А вдруг теща, не предупреждая, устроит генеральную уборку? То-то и оно. На даче, или закопать в лесу? Но списки всегда должны быть под рукой. То-то и оно! Посему так благосклонно Вензель подмечал подробности скрытной суеты Волчка.

Связанная и упрятанная в кладовку с реквизитом праздничная смена монтеров сцены не могла видеть того, что мог видеть прикрученный к стулу Булгакин: как в монтерскую парни с толстыми шеями вносили ящики. Приплюснутый распоряжался, помахивая стволом, куда чего ставить. Откуда они брали ящики, через какой вход вносили, по всему ли театру перли – Булгакин не знал. Как не знал и того, почему его не прибрали в кладовку вместе с бригадой, и в чем состоит вторая часть плана, реализуемого Волчком.

А идея акции была нагло стырена, иначе бы не были Вензель, Шрам и Волчок ворами. Причем стырена у самого англичаниа Шерлока Холмса. Типа, чтобы ханыга выдал, где прячет самое ценное, нужно заставить его это самое ценное спасать. А для этого не грех устроить маленький пожарчик. Или, с понтом пожарчик.

Предвкушительное, типа, в ожидании праздника настроение царило в гримерке мужского хора.

– Где пьешь, Васильич?

– В своей квартире. Но, прошу учесть, с компанией.

– Много народу?

– Четыре бабы и два мужика. Я и Куакин. Бабы из Вагановки. Слушайте, уже через три дня утренник, вот беда, ну что за жизнь!?

– Зал видали, мужики?

– А нафиг его видать?

– Роксанка прибегала «Выгляни, выгляни!». Я и выглянул.

– И чего?

– Бандит на бандите. Шпана, голытьба, половина – вообще черные.

– Негры?

– Хачики. И наши, белые, тоже хороши. Мордоворот на мордовороте.

– Предлагаю спеть им арию восточного гостя на мотив «А у окна стоял мой чемоданчик», – соскочил со стула хорист Васильич. Почесав на псевдозековский манер подбородок, обклеенный окладистой бородой, он сунул большие пальцы за отвороты древнерусского кафтана, зашаркал по полу гримерки, изображая танец «семь сорок», и хриплым голосом, как и обещал, влупил под «чемоданчик»:

– Не счесть алмазов в каменных пещерах, эгей!

Не счесть алмазов в каменных пещерах, эгей!

Хористы один за другим подхватывали:

– Не счесть алмазов в ка...

Не счесть алмазов в ка...

Вся гримерка грянула:

– Не счесть алмазов в каменных пещерах, атас!

– Ой, не к добру мы веселимся, – мрачно наступил на горло песне потомственный хорист Перунский-Харитонов, клеящий демоническую бородку.

В углу затрещал динамик. Ожила трансляция:

– Внимание! Внимание, артистам! Первое отделение «Садко», на выход. Повторяю. Внимание, внимание...

* * *

Харчо уважал технику и не жалел на нее средств. По этому офис Козырька, может быть, и не подавлял шикарными обоями, камином, способным подшабашивать за крематорий, и аквариумом с дельфинами, зато сверкал и блистал хромированными пимпочками навороченной электронной аппаратуры, какой бы и фээсбе позавидовало. И бывший инженер закрытого ящика чувствовал себя в этом центре магнитных колебаний, как паук в родной паутине.