Книга Обреченный убивать - Виталий Гладкий

Он неожиданно умолк и задымил сигаретой, как паровоз.

– Но ты ведь не знал языка… – осторожно подбросил я "поленья в огонь": его рассказ захватил меня полностью.

– Язык! – воскликнул Сидор. – Подумаешь, проблема. Да за два года службы в Афгане я начал болтать на пушту и дари[55]как цирковой попугай. Научился от нечего делать. Бывало сидишь в засаде и час, и два, и десять, а чтобы не уснуть, зубаришь словарь от корки до корки. И время быстрее бежит, и польза для башки. А языковая практика… чего-чего, но этого хватало…

– Ну, а дальше?

– Дальше идет проза жизни. Пыталось вербануть ЦРУ – смайнал; на хрен мне нужны были их сребреники, я ведь не Иуда. Затем индийцы-сепаратисты подвалили, сватали в инструкторы своих диверсионных групп, но, суки, поскупились – того, что они предлагали, хватило бы разве что на виски и жратву. Пришлось мне из Пакистана рвать когти в Европу.

– Без документов?

– Что я, похож на недоделанного? Ксиву себе выправил будь здоров, комар носа не подточит. Правда, пришлось одного пакистанского купчишку того… в общем, приехал я в Германию при документах и с хорошими деньгами. Пытался заняться бизнесом, но с меня торговец, как с дерьма пуля. Нас ведь в школе учили чему угодно, но только не тому, что нужно. Короче говоря, вскоре мои денежки помахали крылышками и тю-тю, а я опять сел на мель. Вот тут-то и нашли меня нынешние работодатели. Правда, перед этим я был еще и "солдатом удачи", но недолго.

– А сейчас ты доволен?

– В общем – да. Денег – валом, в авторитет вошел. Единственное – сам видишь – живу как схимник. Здесь дыра еще та. Надоело… – Он снова закурил и с неожиданной тоской продолжил: – Домой тянет… Сны вижу разные… Наш дом, батю, царство ему Небесное, иногда маманю… как она там? Поди, схоронила меня давным-давно… а я живой… Живой! Эх, бля! Черкнуть бы ей пару строк – ан нельзя. Да и как передашь?

– Думаю, что сейчас это нетрудно. У нас там многое изменилось.

– Слыхал. Расскажи, а? – Сидор оживился и придвинулся ближе. – С меня пузырь.

– Не пью. А рассказать… отчего же, это можно…

Мы просидели с ним почти до утра.

Ни он, ни я так и не уснули до самого подъема. Тропическая ночь вливалась в казарму через закрытые мелкоячеистыми противомоскитными сетками окна неведомыми мне запахами и звуками, а мне виделись березовые рощицы, пруд, затянутый ряской, и чудился запах свежеиспеченного ржаного хлеба.

Волкодав

Пароход был так себе, больше похожий на тщательно выкрашенное корыто. Короче говоря – дряхлый ветеран, которому место на свалке металлолома. Я очень сомневаюсь, что у пассажиров, с нетерпением ожидающих, пока спустят трап, этот древний монстр мог вызвать приступ эйфории, когда они отправлялись на нем из Кипра в Стамбул.

Но пароход обладал одним, в их глазах несомненным достоинством – дешевыми билетами. А среди разношерстных представителей почти всех народов и племен Европы, столпившихся у борта, на мой взгляд, миллионеров и аристократов не наблюдалось.

Я наконец дождался: на этом, с позволения сказать, плавсредстве прибыл курьер. Кто он и как выглядит, мне объяснить не удосужились.

Сообщение было предельно кратким: "Стоять у портовой кофейни с газетой под мышкой и букетиком полевых цветов. К вам подойдут". И все, амбец. Естественно, кроме пароля.

Под навесом кофейни в это утреннее время людей было немного. По нашим российским меркам – пьянь-рвань подзаборная, у которой на похмелку не хватало денег.

Не поднимая глаз, они хлебали дешевый, но крепкий, как тройной одеколон, кофе, отличающийся от любимого напитка наших родных бомжей разве что запахом. И запивали холодной водой из проржавевшего насквозь водопровода.

Я прислонился к стойке, поддерживающей навес, и с видом скучающего ловеласа невнимательным взглядом блуждал по портовым постройкам, швартующимся судам и непристойно бледным от морской качки пассажирам, торопившимся побыстрее ощутить под ногами надежные площадки пирсов.

Конечно, моя расслабленная поза и безразличие были наигранными – я сейчас трудился как локатор на боевом дежурстве.

Я не искал в толпе курьера, не гадал, с какой стороны он подойдет и что будет держать в руках. Я терпеливо вычислял тех, кто, как и я, заинтересован познакомиться с курьером поближе, а значит, помешать мне выполнить свое первое задание за бугром.

А что такие могли быть на причале, в этом я почти не сомневался: еще с Афгана знакомое покалывание в спине, между лопатками, будто кто-то невидимый упражнялся на мне в приемах иглотерапии, подсказывало мне – Волкодав, бди!

И все же, несмотря на потуги, я так и не смог определить, откуда исходят флюиды опасности, которые омрачали светлое прохладное утро, набросив на него зловещую паранджу напряженного ожидания несчастья.

– Мистер Олаф?

Черт! Ну уж этого я никак не ожидал! Передо мной, приветливо улыбаясь, стояла брюнетка, похожая на фотомодель из какого-нибудь престижного заграничного журнала.

– Мистер Олаф?

– Айм… – брякнул я все еще во власти безграничного изумления – ни хрена себе, курьер!

– Хэлло, – прощебетала она и невинно показала глазами на букет в моих руках: – Надеюсь, это мне?

– Что? А! Конечно, конечно… мисс… миссис… э-э…

Меня заклинило. Я даже забыл слова пароля.

И только заметив, как ее лицо посуровело и стало отчужденным, я сжал волю в кулак, пошарил в мгновенно опустевшей башке и наконец изрек нужное:

– Простите, мне кажется, что мы не знакомы. – Мы встречались в прошлом году в Амстердаме…

Ее взгляд потеплел и снова заискрился, как полный бокал самого дорогого шампанского под солнцем.

– На приеме у мэра?

– Нет, мы жили в одной гостинице.

– Ах да, помню – "Савой".

– Ошибаетесь, в "Короле Генрихе"…

Абракадабра. Мило улыбаясь, я нес совершеннейшую чушь, от которой, как ни смешно, зависела моя свобода, а возможно, и жизнь.

И ругал себя последними словами, вспоминая свои опознавательные знаки – газету и букет: это же надо быть таким ослом, чтобы не сообразить, кому предназначались цветы. На кой ляд они мужику?

– …Может, все-таки, вы отдадите мне букет?

Она решительно выдернула из моей лапы порядком измятые цветы и указала на небольшой баул у своих ног: – Возьмите… джентльмен…

В ее голосе звучала неприкрытая ирония.

– Это все?

– Да, – коротко отрезала она. – Куда идем?

– На стоянку. Здесь недалеко.

– Может, мистер Олаф предложит даме руку? – С удовольствием, – спохватился я.