Книга Королевы умирают стоя, или Комната с видом на огни - Наталья Андреева

* * *

В последнюю субботу августа Анна проснулась с грустной мыслью: лето кончается. И ничего с этим не поделаешь. Когда оно еще наступит, новое лето? И наступит ли вообще?

В такие моменты одиночество особенно невыносимо. И Анна, не выдержав, крикнула:

– Дэн! Где ты, Дэн? Иди ко мне!

Молчание в ответ. Анна спрыгнула с кровати, добежала до двери в комнату Дэна и толкнула ее. Не заперто, но комната пуста, на кровати валяется махровый голубой халат, рядом небрежно брошено банное полотенце.

– Дэн! – на всякий случай позвала она еще раз. Будто он мог подетски спрятаться в шкафу или под кроватью. Потом взяла его халат и прижала к лицу. Милый мальчик, хоть бы ты в этот момент был рядом! Разве ты не понимаешь, что лето кончается? Дада! И ты нужен мне, сейчас. Анна тяжело вздохнула. Что ж, бегать по всему дому, разыскивая своего любовника?

Она вернулась к себе в спальню, накинула халат и спустилась вниз. Анне послышались на кухне чьито голоса, а ей не хотелось пить кофе в гордом одиночестве! Когда она вошла, Стас о чемто негромко разговаривал с Сашкой. Анна уловила только последнюю фразу:

– Можно самой жизнью наказать больше, чем смертью. – Это, разумеется, Шацкий в своем репертуаре! Философ доморощенный!

– Зачем ты тогда… – тут сын услышал ее шаги и оборвал начатую фразу.

– Что же вы замолчали? – спросила она.

– Мама, ты уже встала? – невинно поинтересовался сын. Анна знала, что если ему не хочется отвечать на заданный вопрос, то ответа она так и не дождется. Сашка очень упрям.

– А где Дэн? – Ей пришлось перевести разговор на другую тему.

– Разве ты не знаешь? – Стас прицелился вилкой в маринованный гриб на тарелке. – У нас сегодня Большой Солильный День.

– Ах, да! – вспомнила Анна. Это же в доме Ленского незыблемая традиция! В конце августа тетенька на неделю оккупировала кухню и занималась заготовками. А в последнюю субботу месяца заставляла всех домочадцев ей помогать, включая и Анну. Даже Шацкий не мог отвертеться.

– Наш белый пудель тетеньку вкупе с маман повез на ближайший рынок за партией огурцов и помидоров. Заявляю сразу: я банки закручивать не буду! У меня еще с прошлого года остался мозоль от машинки для закатывания банок, ручку которой я крутил, пока вы с высочеством на курорте прохлаждались! Пусть в этом году трудится наш юный поэт, я и так с месяц кисть в руке нормально держать не мог!

– Огурчики ты трескаешь зимой за милую душу.

– Во всем должна быть справедливость. Я тоже хочу немного пожить за его счет.

– Ладно, я покручу, – вдруг миролюбиво сказал Сашка.

Анна лениво зевнула и побрела в сад. Когда они еще приедут с рынка! Раз уж предстоит тяжелый день, то с утра надо как следует отдохнуть.

В этот торжественный день тетенька делала закупки по полной программе. И по полной программе же выступала. Анна давно уже привыкла, что, отдавая дань традициям, надо прожить этот день согласно раз и навсегда установленным правилам. Долгое время она не могла понять – зачем надо закрывать такое количество банок? Ведь есть деньги, можно купить все это в магазине или на рынке. Но не признать, что у тетеньки все получается гораздо вкуснее, Анна не могла. У той был особый дар почувствовать, сколько именно в эту банку положить соли и сколько сахара, и тут же сделать выбор между аспирином, уксусной либо лимонной кислотой. Тетушкины соленья были ни с чем не сравнимы, поэтому в Большой Солильный День ей никто не противоречил.

Вот и сегодня огромная кухня на первом этаже напоминала плодоовощную базу. Тазы с помидорами, болгарским перцем, морковью, репчатым луком и зеленью. Связки чеснока, сумки с баклажанами, рядами кабачки и патиссоны. И повсюду банки, банки, банки…

Тетенька вдвоем с матерью Анны наполняли водой огромные тазы и все это мыли. Чистые овощи складывались отдельно. На плите кипела в эмалированных ведрах вода, на отдельном маленьком столике громоздились горкой блестящие крышки. Анна помнила только, что помидоры заливают два раза, а перец перед тем, как залить маринадом, надо бланшировать в кипящей воде. Но она боялась чегонибудь напутать и потому была в этот день у обеих женщин на подхвате.

– Давайте я тоже чтонибудь сделаю, мама?

– Режь перец на четыре части, только сначала от семечек очисти. Так, Галина Степановна?

– Да что уж там! Мы бы и сами справились.

– Боитесь – испорчу? – засмеялась Анна. – Но как можно неправильно порезать перец?

– Это дело тонкое, – вздыхала тетенька. – Как говорится, из той же мучки, да не те ручки. Каждому свое. Я всю жизнь этим занимаюсь, потому никогда не промахиваюсь.

Почемуто при этих словах Анна невольно вздрогнула. Но мгновенно пришла в себя. Что за чушь! Ведь это всего лишь тетенька!

День выдался суматошный. Голодные мужчины, предоставленные сами себе, сидели без горячего и то и дело таскали из холодильника куски. На кухню их допускали только закручивать банки. Больше всех страдал вечно голодный Стас, пока не догадался разжечь в саду костер под мангалом и пожарить на углях сосиски. На запах к нему тут же пришли Сашка и Дэн.

– Кыш отсюда, тунеядцы! – возмутился Шацкий. – Это мои сосиски!

– Ты все равно столько не съешь, Стасик, – ласково замурлыкал Дэн.

– Какой я тебе Стасик, конфетка ты моя! Ладно, на сосиску.

– Мало.

– Мало у тебя совести. Ребенка я, пожалуй, накормлю, а ты сам о себе позаботишься.

– Не забывай, Шацкий, что ты сегодня меньше всех участвуешь в процессе. Иначе говоря, вообще ничего не делаешь.

– Ты мне еще счет выстави, Достоевский!

– Я прозу не пишу.

– Вот потому я смело могу вас сравнить. Ты вне конкуренции. Ноно! На сосиску, только отойди от меня подальше! Однако как нынешние поэты поднаторели отстаивать свое творчество! Взяли на вооружение поговорку «Добро должно быть с кулаками». Что ж, поэт скоро будет иметь разряд по боксу, черный пояс по карате и удостоверение мастера спорта по вольной борьбе. О времена! О нравы!

Анна к концу дня сильно устала, но зато, как и все остальные, была удовлетворена проделанной работой. На плите в трех тазах стерилизовались последние банки. Неожиданно для себя Анна спросила:

– Тетенька, а вы Панкова раньше знали?

Та тут же отвернулась к плите:

– Аня, когда раньшето?

– Ну, до меня. Или до Ленского. То есть до того, как стали жить в этом доме.

– Откуда же?

– Не знаю, мне так показалось. Вы на него както странно смотрели. Вот он вас не узнал, это точно.

– И слава богу! – вырвалось у нее.

– Почему? – удивилась Анна. – Это чтото неприятное? Да?

– Я не стала бы с ним жить в одном доме, – неожиданно резко сказала тетенька.