Книга Мальтийская богиня - Лин Гамильтон

— Энтони, — тихо начала Марисса, — у нас есть для тебя новости. Это касается университета и прочих вещей. Мы с отцом поступили не очень хорошо, за что просим у тебя прощения. Единственным оправданием нам, думаю, может послужить наша любовь к тебе и страх потерять сына, поэтому мы надеемся, что ты отнесешься к нам снисходительно.

Энтони пришел в замешательство от такого начала.

— Во-первых, тебя приняли в университет Торонто, — продолжила Марисса. — Жаль, конечно, что не в Риме. Мы вскрыли адресованные тебе письма, хотя нам этого делать не стоило. Прости нас. Вот они, — сказала она и протянула их сыну.

Энтони осторожно посмотрел на них, а затем сказал:

— Я знаю, что вам трудно расставаться со мной, но я очень рад узнать, что меня приняли.

— Ты будешь учиться, Энтони, — продолжала Марисса. — Мистер Галеа оставил тебе в своем завещании некоторую сумму. Конечно, пройдет какое-то время, пока ты получишь деньги. Лара переговорила с адвокатами мистера Галеа, и мы думаем, ты сможешь стать студентом, взяв в банке кредит, пока тебе не выплатят твою долю наследства.

Энтони сначала был ошарашен, а затем, как это ни высокопарно звучит, возликовал. Он встал и крепко обнял свою мать, потом Софию, а затем подошел к Иосифу, который едва держался, чтобы не заплакать. Отец похлопал его по плечу, но ничего не сказал.

— Как это мило со стороны мистера Галеа, правда же, мама? — захлебывался он от восторга. — Но почему он это сделал, хотел бы я знать?

— Он сделал это, потому… что я знала его раньше, давным-давно. Но он уехал, хотя я надеялась, что он вернется, но он вернулся только в прошлом году. Он сделал это, потому что понял…

Энтони смотрел на мать, тщетно пытаясь понять, о чем идет речь. Иосиф сжался в комок на своем стуле и прикрыл глаза. Марисса посмотрела на нас с Робом молящим взором. Она пыталась что-то сказать, но не могла. Я хотела прийти ей на помощь, но и у меня во рту пересохло, и я тоже не произнесла ни звука.

— Твоя мама пытается сказать, Энтони, — деликатно вступил в разговор Роб, — что Мартин Галеа — твой отец.

Несколько секунд глаза Энтони искали опровержение в наших лицах. У Мариссы по лицу струились слезы, я не могла вымолвить ни слова, Иосиф сгорбился еще сильнее на своем стуле и не мог смотреть на сына.

— Нет! — воскликнул вдруг Энтони. — Отцы помогают тебе делать уроки. Они ходят в школу и просят директора, чтобы тебя не выгнали за плохое поведение. Отцы учат тебя играть в футбол и все рассказывают тебе о девчонках. Но самое главное, — сказал он, и лицо его вспыхнуло, — отец — тот, кто хорошо относится к твоей матери. Мистер Галеа мог бы быть моим отцом, но, — он от волнения тяжело дышал, — вот мой отец!

Марисса обняла меня, и мы тихо поплакали друг у друга на плече. Даже Роб смотрел на нас затуманенным взором. Иосиф был потрясен. Только София оставалась невозмутимой и смотрела на Энтони так, будто он открылся ей в новом свете. Возможно, мы все увидели в нем нечто новое — обаяние и донкихотские замашки Галеа. Но в нем было то, чего недоставало его отцу, — щедрость души. У меня возникло ощущение, что я присутствую при становлении личности Энтони, который только что доказал свою состоятельность.

— Я еще хочу кое-что сказать, — продолжал он, едва мы все оправились после этого потрясения. — Я действительно хочу быть архитектором. Я знаю, это будет нелегко, но уверен, что добьюсь своего. И если мне дадут деньги, я поеду учиться в Канаду, но обязательно вернусь, когда закончу учебу. — Он повернулся к Софии и улыбнулся: — Я не забуду тебя, Софи, я обещаю.

— Конечно, не забудешь, — сказала она твердо, — потому что я еду с тобой.

Возможно, подумала я, история не всегда повторяется. Как же будет довольна Анна Стенхоуп!

— Не волнуйтесь, Марисса. Я присмотрю за ним, — пообещала я, когда мы уже собирались уходить.

— И я тоже, — вторил Роб, обнимая ее на прощание.

* * *

Накануне отъезда домой, когда день катился к вечеру, я вернулась в Мнайдру. Вокруг храмового комплекса был выставлен полицейский кордон, но один из людей Табоне узнал меня и пропустил на территорию.

Шатер VIP походил на призрачный корабль, приставший к берегу. Одна из опор повалилась, и брезент бился на ветру. Прожектор лежал на земле, лампа разбилась на осколки, сверкавшие в лучах утомленного за день солнца. Я увидела место, где упала Анна, и память вернула меня к событиям той ночи. Меня захлестнул ужас, обернувшийся горечью от возможной потери еще одного человека в моей жизни, ставшего мне таким дорогим.

* * *

Утром я навестила ее в больнице. Бледная, израненная, но мужественная женщина больше испытывала душевные страдания, нежели боль физическую. Медсестра разрешила мне войти в палату и на ухо сообщила, что завтра Анну перевезет в Англию на лечение воздушная «скорая помощь».

Я подумала, что она спит, потому что лежала наша героиня очень тихо, закрыв глаза. Но едва я вошла, она, не глядя на меня, заговорила.

— Мне следовало знать, что так все сложится, правда ведь? — мягко сказала она. Это скорее было утверждение, а не вопрос. — Мне следовало знать, что такого мужчину никогда не привлечет женщина моего типа. И если бы я не вела себя как глупая школьница, то заметила бы отсутствие интереса ко мне.

— Вряд ли, — стала я успокаивать ее. — Я — посторонний человек — и то не догадалась.

— У меня всегда так: если я когда и совершаю ошибку, то это нечто крупномасштабное, — занялась она самобичеванием. — Никогда ничего не делала наполовину. — Анна выдержала паузу. — А вы знаете, что меня назвали прекрасным человеком? — спросила она, повернувшись ко мне. — Самый большой промах в моей жизни связан вот с этим, — сказала она, помахав клочком бумаги передо мной. — Они дают мне медаль за это.

Я взглянула на лист бумаги. Это действительно было письмо от премьер-министра Абела, в котором говорилось о представлении к награде доктора Анны Стенхоуп.

— Полагаю, на ней будет сердце, — продолжала Анна. — А вы не знаете, «Пурпурное сердце» дают посмертно?

— Не знаю, — сказала я.

— О! Бьюсь об заклад, что дадут либо эту, либо какую-нибудь другую медаль с изображением сердца. Это нормально?

— Конечно, — сказала я, придавая разговору патетический оттенок. — Вы спасли жизнь этим людям, о чем речь? Они бы умерли, если бы не вы.

Несколько минут она молчала.

— Пора уходить на пенсию. Куплю себе маленький, но красивый домик в сельской местности, где-нибудь в Девоне или Корнуолле. Приятные долгие прогулки у моря, пинта пива в местном пабе, долгие вечера с хорошей книжкой. Думаю, они отпустят меня на пенсию пораньше, как вы считаете? Буду героиней, и точка.

Она улыбнулась.

— Не следует принимать решение прямо сейчас, — сказала я. — Подождите немного, пока не окрепнете.