Книга Цунами. Книга 1. Сотрясатели Земли - Алексей Лукьянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Юся был впечатлен, по лицу видно.
— Именно поэтому ты идиот. Они могли просто-напросто их стырить, — сказал я.
— Не могли. Я бы почувствовал.
Долбаные его чувства… Конечно, он был прав — талисман не ошибается, предчувствия всегда оправдываются. Но ведь риск все равно был.
— Зачем? — повторил я давешний вопрос.
— А зачем ты с утра полез их искать? — Юся сделал невинное лицо.
Быстро он перенял эту дурацкую манеру — отвечать вопросом на вопрос. Самое обидное, что ответить неправду я не мог: Юся тотчас бы почувствовал. И я ответил честно:
— Я боюсь.
— Ты? — Глаза у него округлились. Все-таки лукавить он не умеет. — Чего ты можешь бояться?
— Что предметы ненастоящие.
Ответ пришел сам по себе, наверное, это петух и на меня немного действовал. Верхнее ли это чутье, или наитие, или как хотите называйте — стало ясно, почему Барбара не идет у меня из головы. Мезальянц купил Барбару на ее собственную удочку. Она продала ему фальшивые предметы, а он показал ей фальшивые глаза. Мое беспокойство было обострившейся тоской по предметам. Но вот я достал артефакты, положил в карман, а тоска не проходит. Значит…
Я сжал в ладони оба предмета. С таким же успехом я мог сжимать два железных шарика от подшипника: тяжесть есть, а эффекта — ноль. Ни силовых линий, ни вибрации, ни волос дыбом. Артефакты были обычными подделками.
— Где они на самом деле? — спросил я. — Девчонки стащили?
— Нет, — тихо ответил Юся (не заслужил ты Юры, братец).
— Хватит мямлить. Куда дел? Я, между прочим, за тебя договор с государством подписывал.
— Он не имеет юридической силы, ты несовершеннолетний и не являешься еще гражданином Израиля, — попытался возразить Юся. — Это был акт психологического давления…
— А для Далилы он имеет юридическую силу? — рассердился я. — Она, между прочим, за тебя подписалась!
— Она… — В глазах у Юси стояли слезы. — Она меня не любит.
Твою мать… Как же до тебя это дошло, с твоей интуицией, только сейчас?
— Где предметы?!
— У Мезальянца.
— Что?!
— И он их, кажется, использовал, — добил меня Юся, кивая на экран телевизора.
В Стамбуле Викса с капитанами приземлились в полночь, как и взлетели. Будто время застыло. Когда на запад летишь, всегда так. А на восток, наоборот, время стремительно бежит вперед, как сквозь пальцы убегает.
В середине полета Боря стал ерзать, часто вставать и бегать по проходу, нервируя земляков. Когда ему посоветовали угомониться, он довольно резко предложил всем окунуться в алебастр. Время от времени он, конечно, присаживался, но никак не мог принять нужной позы и снова вскакивал.
— У него застарелый геморрой, — шепнул Глеб Виксе. — Он вообще не может сидеть, удивительно, как до Гонконга долетел. Сейчас скачет, боится, видимо, рецидива.
В аэропорту по этой причине побежали искать аптечный пункт. Пока искали — почти два часа прошло: туда не пускают без визы, здесь пускают, но не то, что нужно… В конце концов нашли, купили самые обычные свечки с маслом облепихи, и Боря поскакал в туалет, потому что до самолета на Москву оставалось что-то около сорока минут.
— Окунуться в алебастр, — сокрушался он. — Еще три часа в самолете до Москвы, потом девять часов до Владика… точно геморрой вылезет.
— Воспринимай это как приключение, — посоветовал Глеб.
Боря обиделся и ушел.
А через пять минут Викса испытала острейший приступ дежа вю. Моргнули лампы, мир вокруг закачался, и воздух наполнил отчаянный вопль умирающего зверя, как в ту ночь, когда она застукала близнецов за незаконным сотрясением земли. Неужели они опять принялись за старое?
В аэропорту началась паника, народ хлынул к выходам, и только Глеб с Виксой, которые стояли как раз возле несущей колонны, хладнокровно прижались к твердыне.
Кошмар длился три минуты. Несколько раз вспыхивало и потухало электричество, стоячие и висящие конструкции раскачивались из стороны в сторону, будто не решаясь, где именно упасть. Иные люди падали на бегу, кто-то оставался лежать, не решаясь продолжить бег, но большинство тут же вскакивали и бежали дальше, молча или вопя во все горло.
А потом все закончилось, так же резко, как и началось. И всего-то за три минуты официально-чопорная обстановка в аэропорту сменилась полным бардаком.
— Глеб, — тихо попросила Викса. — Ты живой?
— Вроде… — Рука Татарина легонько сжала руку Виксы (они, оказывается, так и стояли у колонны).
— Сходи, пожалуйста, в туалет.
— Зачем?
— Там Боря… как он там?
— А ты не можешь?
— Я, вообще-то, женщина.
— А, черт, — досадливо прошипел Глеб.
Осторожно, пробуя левой ногой опору впереди, будто идет не по бетонному полу, а по болоту, Глеб стал пробираться к туалету. Он преодолел чуть меньше, чем половину пути, как из туалета, точно так же пробуя ногой опору, вышел Боря. За собой он тащил чье-то тело.
— Это что такое было? — шепотом спросил он. — Это ведь не из-за меня, нет?
— Нет, не из-за тебя, — покачала головой Викса. — Это, наверное, просто землетрясение.
— Тогда, — Боря заметно приободрился, — помогайте мне этого ханурика вытаскивать.
Викса вздохнула:
— Ну ладно.
Несколько часов из аэропорта Ататюрка не вылетал ни один самолет: тестировалось все оборудование — от канализации до радаров, обследовалась взлетная полоса и самолеты. Все системы, несмотря на подземные толчки, функционировали в штатном порядке, так что с утра рейсы возобновились. В аэропорту обошлось без пострадавших, разве что в туалете от передоза умер наркоман.
До утра все пассажиры сидели притихшие и смотрели телевизионные репортажи о землетрясении. Эпицентр толчка находился в Измите, жертвы и разрушения еще подсчитывались, но кадры с улиц разрушенного города говорили сами за себя — трупов было очень много. Многие пассажиры побросали багаж и отправились в Стамбул — проведать родственников.
Боря сидел и рассказывал, как он пережил эти ужасные минуты. Почему-то все вокруг смеялись, даже Викса, хотя ей казалось, что теперь ее ничто не сможет рассмешить.
— Ну, вот только заперся в этой кабинке, только присел, а в соседнюю кабинку тоже кто-то заскочил. Я думаю — блин, окунись ты в алебастр, меня пучит и все дела, а тут кто-то рядом меня слушать будет. Я, между прочим, стеснительный очень, не люблю, когда в эти минуты посторонние люди рядом находятся. Я затих, конечно, думаю — сейчас этот свои дела сделает, вот тогда я и расслаблюсь. Но потом свет мигнул, как повело меня в сторону, и я от неожиданности… ну это… пукнул… И как раз в ту минуту, когда этот звук… ну, вы слышали. Длинно так и страшно. Я уж и про геморрой забыл, и обо всем на свете. Думаю — окунуться в алебастр, неудобно-то как, что обо мне сосед подумает? А потом как начнет трясти, а я на этом унитазе, будто ковбой на родео, только и думаю — падать нельзя, в унитаз проваливаться тоже нельзя, потому как если я в таком положении концы отдам, смеху на весь мир будет. Это ж международный скандал — русский моряк помер, свалившись с унитаза. Жене позор, внукам в школу не показаться. Но, между прочим, догадался, что это не я катастрофу устроил. Думаю — а этот ведь, который в соседней кабинке, он, наверное, террорист. Он, может, решил аэропорт взорвать — известно ведь, что сероводород взрывается. Вот, думаю, вражина, в канализацию детонатор спустил, на кнопку нажал, и весь мир в дерьме испачкал. Встаю на стульчак — прошу заметить, в носках, а не в ботинках! — смотрю, а террорист головой в унитазе. Он, оказывается, прямо с краешка порошок нюхал, там гладко и ровно. Лучше бы он в алебастр окунулся, честное слово, живей бы был.