Книга «Генерал Сорви-Голова». «Попаданец» против Британской Империи - Сергей Бузинин

Тем временем турок простер руку в направлении Троцкого:

– Клянусь Аллахом, за спиной этого неверного стоит иблис![30]Я слышал, как он шептал заклинания во время игры!

– Аллах кезани версин![31]Разве Аллах не запрещает правоверным азартные игры? – немедля откликнулся Корено. – И хто виноват, шо перед Богом ты подлец, а перед людьми – дурак?

– Эзек оглу эзек![32]– завопил турок, потрясая в воздухе кулаками. – Все русские – свиньи, а греки – помет этих свиней!

– Так и на ж тебе от дружбы русских с греками! – без тени эмоций произнес Коля и, быстро шагнув вперед, двинул турка в челюсть.

Турок взлетел в воздух. Пролетел пару саженей, теряя в полете зубы и чертя по полу строчку крови. Упал на пол и проехал на спине еще сажень, прежде чем исчезнуть со страниц этого романа.

– Let’s tear off Russian of the head![33]– завопил кто-то из англичан и запустил в Троцкого бутылкой.

Обернувшись на крик, Троцкий машинально шагнул в сторону. Емкость, просвистев мимо его уха, врезалась в нестройные ряды бутылок, расставленные на полках за спиной трактирщика. Звон бьющейся посуды и плеск льющейся из нее сивухи заставил хозяина забегаловки отпрыгнуть. Итог прыжка был поразителен: кабатчик прямо-таки впечатался в стену и выбил деревянный шток, обмотанный канатом, удерживавшим под потолком чучело крокодила.

Несколько секунд крокодил продолжал болтаться под потолком. Потом, словно обрадовавшись нечаянной свободе, с шумом рухнул на стоящий под ним стол, разметав полупустые бутылки, стаканы и забрызгав соусом перекошенные от удивления и испуга рожи сидевших за ним британцев. Не успели сыны Альбиона опомниться, как Филька Потапов, бурливший от радости и долго сдерживаемого боевого азарта, завопил: «А ты не выголяйся, нерусь!» – и метко приложил англичанина пивной кружкой по уху.

Троцкий, не зная, что ему делать во время всеобщей драки, охватившей кабак подобно лесному пожару, приклеился спиной к трактирной стойке, став на некоторое время сторонним наблюдателем. А тем временем потасовка, набирая обороты и втягивая в себя все новых участников, жила своей жизнью.

Вокруг него с жутким хрустом ломались предметы немудреной кабацкой мебели и трещали ребра, сыпались на пол монеты из разорванных карманов и прилипали к столам выбитые зубы, щедро лилось спиртное из разбитых бутылок и кровь из рваных ран. Многоголосую чужеродную брань перекрывали рев Василька: «У пятачыну!» и разбойничий свист Ракитина вкупе с разбойничьим же кличем: «Сарынь на кичку!»

В толчее синих французских кепи, осадивших Корено, языками пламени мелькали алые фески турок, временами почти сливаясь с костром красных британских мундиров.

Николай, не обращая внимания на численное превосходство противника, ломился сквозь ряды супостатов, вовсю применяя кулаки, колени и локти, и со стороны казалось, что не толпа пытается бить Колю, а Коля в одиночку лупит целую толпу.

Теснина тел исторгла из себя высокого и тощего мужика в бело-черной нательной рубахе и белых парусиновых штанах, с ярко выраженной галльской внешностью, и раздалась в стороны. Француз, демонстрируя свое мастерство савата, выставил перед собой ногу и, не подпуская Колю на дистанцию удара рукой, саблировал ею в воздухе.

– А вот те привет от жиганского спорту! – не обращая внимания на финты противника, азартно выкрикнул Коля.

Француз вздрогнул от неожиданности, а одессит чуть пригнулся и подсечкой рубанул опорную ногу противника. Саватер грохнулся на пол, вскочил и тут же схлопотал короткий, душевный, от плеча и на выдохе удар в лоб, сопровождаемый криком одессита: «Эт тебе за Черноморский флот, лягушкина кровь!» После такой неприятности задиристый галл стек на пол и больше не шевелился.

Сеня-волнолом, вдохновленный Колиным воплем: «Семэн! Глуши хозяина, пока он драконов не высвистал!», перемахнул через высокую стойку, как через деревенский плетень, и уложил трактирщика на пол, вбив кулаком голову в плечи так, как хороший плотник загоняет гвоздь в доску. Одним ударом.

Не желая оставаться на вторых ролях, Петро Ракитин, пробежав несколько шагов, вдруг оттолкнулся от пола, как каучуковый мячик, и подобно пушечному ядру врезался плечом в парочку шотландцев, неразборчиво вступивших в чужую потасовку. Не ожидавшие подобного подвоха шотландцы зацепились друг за друга и дружно грохнулись на пол. Петро, топчась по упавшей волынке, принялся колотить подхваченной с пола ножкой стола по кельтским головам. Волынка жалобно стенала в унисон воплям хозяев.

Убедившись, что хайлендеры выбыли из драки, Ракитин сдернул с одного из поверженных противников килт и, размахивая им, как боевым знаменем, рванул в угол, где Корено и Василек оборонялись от полудюжины то ли пиратов, то ли ночных парикмахеров.

Троцкий, чей опыт участия в драках ограничивался единственным случаем применения бильярдного табурета, в замешательстве зашарил взглядом по залу. Увидев, что Потапов и Сеня с трудом отбиваются от пятерки крепких арабов, он подхватил обломок скамьи и с размаху врезал по затылку одного из противников. Услышав жуткое «ХРЯС-С-СЬ!», Лев испугался, что проломил ворогу голову, но когда тот повернулся с перекошенной злобной гримасой рожей, перепугался гораздо сильнее. Троцкий вновь замахнулся доской, но ударить не успел: визави закатил глаза, сделал два шага и с оглушительным шумом рухнул на пол.

Свалив араба, Лев, размахивая перед собой половиной скамьи и крепко зажмурив глаза, вновь бросился в атаку. По этой причине он не видел, как один из противников, отшатнувшись от его удара, угодил точнехонько под Сенин замах, после чего присоединился к изрядной компании, отдыхавшей к тому времени на полу среди осколков посуды и руин мебели. Оставшийся в одиночестве араб – прочие пали либо сбежали – попытался скрыться, но не успел: Потапов впечатал свою ногу ему в живот, а Сеня добавил кулаком в скулу.

Волна адреналина захлестнула Троцкого с головой, и он с древним, как сама Русь, воплем: «Наших бьют!» кинулся на помощь Корено. И очень удивился, увидев, что его вмешательство уже не требуется: пол таверны устилали тела поверженных врагов, где шевелившихся, где лежащих неподвижно. Николай, облизывая кровь с рассеченного кулака, подошел к барной стойке, взял с полки чудом уцелевшую бутылку и, отхлебнув из горла, расхохотался, глядя на учиненный ими погром.

– Таки я не имею памяти за столько добрых дел и зараз! – хохотал он, вытирая слезы. – Боцману – угодили, за брата-моряка – заступились, честь России отстояли так, шо Кутузов будет нам должен! Если кто имеет сказать нам за трофэйные шекели, то это добыча и она таки сверху кассы. Как у меня сейчас кипит кровь, от нас есть польза только в одном месте, и я имею мыслей сходить до баб. И не в вертеп какой-нибудь, а в бордель с традицией!