Книга Сальтеадор - Александр Дюма

Я смотрела на него, полная сомнения и колебаний.

«Пожалуй, поступить так все же лучше, чем броситься из окна в реку, протекающую под окнами вашего дома…»

Я промолчала, а потом упала перед ним на колени.

«Брат мой, — умоляла я, — сжальтесь над своей супругой и пощадите честь моего отца».

Он поднял меня, поцеловал мне руку и удалился.

Через две недели я вышла за него замуж.

Как подобает человеку благородному, дон Руис выполнил обещание, но сама природа восстала против обмана, и хотя дон Руис всегда по-отцовски заботился о Фернандо, Фернандо не питал к нему сыновних чувств.

Вот, ваше величество, теперь вы знаете все!..

— Кроме имени отца, — возразил король, — но вы сейчас его назовете.

Опустив глаза, донья Мерседес прошептала:

— Дон Иниго Веласко.

— Хорошо, — сказал король. — Я узнал все, что хотел.

И он вышел с важным и мрачным видом, а она так и осталась стоять на коленях. Перед уходом он негромко произнес:

— Я так и думал: не может быть, чтобы сын дал пощечину родному отцу.

XXXI. ЭПИЛОГ

На рассвете несметная толпа заполнила площадь Лос-Альхибес, теснясь около эшафота, воздвигнутого посреди площади. У подножия стоял палач со скрещенными руками. Все, что предстояло, держали в строгой тайне, но люди говорили, что будет приведен в исполнение первый смертный приговор, вынесенный королем доном Карлосом.

В многолюдной толпе попадались мавры. Их сразу можно было узнать по восточному одеянию и горящим глазам.

Глаза эти блестели от радости — ведь им доведется увидеть казнь дворянина, rico hombre и христианина.

На башне Вела пробило девять часов утра, и в тот же миг врата Альгамбры распахнулись, стража построилась двойным рядом, потеснила толпу, образовавшую огромный круг, в центре которого возвышался эшафот.

Немного погодя появился король дон Карлос, он щурился и с тревожным нетерпением поглядывал по сторонам. Казалось, он, по обыкновению, ищет глазами гонца, которого ждет уже давным-давно. Но гонца не было, и взгляд короля вдруг стал, как всегда, бесстрастным.

Рядом с королем шла девушка, ее лица не было видно под покрывалом, но, судя по богатому и вместе с тем строгому наряду, легко было догадаться, что она принадлежит к знатному роду.

Дон Карлос прошел через расступившуюся толпу и встал около эшафота. Вслед за ним появился верховный судья с доньей Флорой. Она опиралась на руку отца. Увидев эшафот, они остановились, и трудно было сказать, кто из них — отец или дочь — был бледнее.

Король обернулся, чтобы удостовериться, идет ли за ним верховный судья, увидел, что тот рядом, что поддерживает дочь, чуть не потерявшую сознание, что сам вот-вот упадет без чувств, и послал за ним офицера.

В то же время с противоположной стороны появились еще двое — то были дон Руис и донья Мерседес. Как отличны были выражения лиц у каждого из них, когда они взглянули на эшафот!

Через пять минут, в сопровождении стражи, показались соперники — дон Фернандо и дон Рамиро. Дон Фернандо, как мы уже говорили, был взят под стражу накануне, дон Рамиро пришел в тюрьму по повелению короля.

Собрались все действующие лица драмы, четыре акта которой уже завершились, оставалась только заключительная сцена. Наступила тишина, все ждали развязки — присутствие палача делало картину еще более зловещей.

Король дон Карлос поднял голову, взглянул в сторону Ворот правосудия и, по-прежнему не обнаружив гонца, посмотрел на дона Иниго, который вздрогнул всем телом под его леденящим взглядом.

— Дон Иниго Веласко де Гаро, — произнес король каким-то звенящим голосом, и хоть он был негромок, все его услышали. — Дважды, не приводя никаких доводов, вы просили меня помиловать человека, дважды заслужившего смертный приговор. Отныне вы больше не верховный судья Андалусии.

Ропот пробежал по толпе, дон Иниго хотел было приблизиться к королю, как видно, оправдаться. Но король не дал ему заговорить:

— Итак, отныне вы больше не верховный судья Андалусии. Назначаю вас военачальником. Человек, не совладавший с весами правосудия, может крепко держать в руках боевое оружие.

— Ваше величество!.. — негромко сказал дон Иниго.

— Молчите, сеньор, — прервал его дон Карлос. — Я еще не закончил.

И он продолжал:

— Дон Руис, мне было известно, что вы один из самых знатных дворян в моем испанском королевстве, а со вчерашнего дня я узнал, что вы обладаете благороднейшим сердцем на свете.

Дон Руис поклонился.

— Отныне вы — верховный судья Андалусии вместо дона Иниго. Вчера вы просили меня совершить правосудие за оскорбление, нанесенное вам, сейчас вы совершите правосудие сами.

Дон Руис вздрогнул. Лицо доньи Мерседес покрылось смертельной бледностью.

— Дон Фернандо, — говорил король, — вы виновны дважды. В первый раз вы восстали против законов общества, и я простил вас. Во второй раз вы восстали против закона природы, и на этот раз я понял, что не в силах судить за такое великое преступление, и поэтому предоставляю право тому, кого вы оскорбили, покарать или помиловать вас. Так или иначе я исключаю вас из числа дворян, я лишаю вас звания rico hombre и делаю вас, к сожалению, не таким чистым, но таким же бедным, одиноким и нагим, каким вы явились на свет божий. А вы, Хинеста, — обратился король к девушке, — отныне больше не цыганка из харчевни «У мавританского короля». Вы не монахиня из монастыря Анунциаты. Вы — герцогиня де Кармона, маркиза де Монтефрио, княгиня де Пулгар. Вы — дама высшего общества, и ваше знатное положение дает вам право передать и ваше имя, и ваше богатство супругу, даже если он будет простолюдином, мавром или будет стоять у подножия эшафота.

Затем король обернулся к дону Рамиро:

— Вас вызвали на дуэль, и вы, человек чести, не могли не ответить на вызов, но и сражаясь, вы сохранили уважение к старости, а старость после господа бога должно почитать больше всего на свете. Я не сделаю вас богаче, ибо вы в этом не нуждаетесь, но в память обо мне вы добавите к своему имени имя Карлоса, а к своему гербу — бургундского льва. Ну а теперь пусть всем воздается по заслугам, начинайте, дон Руис, верховный судья королевства.

Воцарилась мертвая тишина. Все не сводили глаз с дона Руиса, все напряженно слушали. И вот донья Мерседес, до сих пор остававшаяся неподвижной, как изваяние, сделала шаг вперед и медленной, торжественной походкой, словно с трудом, словно пересиливая себя, подошла к мужу, который по-прежнему стоял, скрестив руки, и произнесла:

— Сеньор, ради всего святого на земле и в небесах, мать заклинает вас помиловать ее сына.

Казалось, в сердце дона Руиса шла молчаливая борьба, и это отразилось на его лице. Но он протянул руку, возложив ее на голову доньи Мерседес, и молвил, причем и во взгляде его, и в голосе чувствовалась бесконечная нежность: