Книга Потерявшая сердце - Анатолий Ковалев

Начал накрапывать мелкий дождь. Поравнявшись со скамьей, за которой прятался де Гранси, незнакомец в восточной одежде заговорил по-русски. Виконт облегченно вздохнул и посмеялся над собой в душе. Он принял за разбойника обыкновенного парня, одетого в маскарадный костюм! Спутница парня ответила ему приятным нежным голосом, звук которого снова поверг де Гранси в смятение. Он выглянул из своего укрытия. Проходившая мимо девушка тоже была в маске. «На днях мне показалось, что я видел Мадлен, а сегодня кажется, что я слышу мою девочку…»

Если бы виконт понимал русский язык, он заинтересовался бы этими масками еще больше. Человек в чалме и халате говорил своей спутнице:

— Вот незадача! Пошел дождь! Надо бы поспешить, а то императрица уйдет во дворец, и тогда все пропало…

— Разве мы не сможем последовать за ней? — спросила девушка.

— Не знаю, — пожал он плечами. — Во дворец, боюсь, пускают не всех. Худо будет, если нам велят скинуть маски. Лицо у меня… Для дворца неподходящее.

Чем ближе к заветной цели, тем сильнее нервничала Елена. Она все больше убеждалась в том, что совершила ошибку, избрав для аудиенции бал-маскарад. Как должен звучать ее трагический рассказ на фоне смеха, фейерверков, среди дурацких масок? К тому же костюм лесной нимфы оказался крайне неудобным. Он весь состоял из переплетенных лиан плюща, искусно сделанных из темно-зеленого бархата. Выглядело это очень красиво, однако ноги девушки постоянно путались в лианах, волочащихся за ней по земле, и Елена шла с трудом, часто спотыкаясь.

Де Гранси незаметно покинул свое убежище и последовал за незнакомкой, наслаждаясь звуками ее голоса. Он непременно захотел увидеть ее лицо.

Вскоре Афанасий с Еленой вышли к Колоннаде Аполлона. Напрасно они думали, что дождь помешает императрице слушать пение любимого Гальтенгофа. По его размалеванному лицу катились струи воды, размывавшие румяна и помаду, но Фридрих не обращал на дождь никакого внимания. Мария Федоровна, над которой камер-фрейлина держала большой зонт, также дождя не замечала. Она восторженно внимала своему «соловью».

Елена находилась уже в нескольких шагах от императрицы. Она решила броситься к ее ногам, как только окончится песня.

Неутомимый Гальтенгоф уже перешел от средневековых баллад к современным романсам. «Ты видел ли замок на бреге морском? — вопрошал он слушателей в мажорном темпе. — Играют, сияют над ним облака. Лазурное море прекрасно кругом».

И тут же переходил в самый заунывный минор:

Я замок тот видел на бреге морском;

Сияла над ним одиноко луна;

Над морем клубился холодный туман.

Шумели ль, плескали ль морские валы?

С их шумом, с их плеском сливался ли глас

Веселого пенья, торжественных струн?

Был ветер спокоен; молчала волна;

Мне слышалась в замке печальная песнь;

Я плакал от жалобных звуков ея.

Царя и царицу ты видел ли там?

Ты видел ли с ними их милую дочь,

Младую, как утро весеннего дня?

Царя и царицу я видел… Вдвоем

Безгласны, печальны сидели они;

Но милой их дочери не было там…

Как только последний аккорд утих, Елена сорвала маску и, шепнув Афанасию: «Теперь время!» — бросилась в ноги вдовствующей императрице.

— Ваше Величество, — обратилась она к Марии Федоровне, — прошу вашей милости! Выслушайте несчастную сироту!

Императрица от неожиданности вскрикнула, затем, скрывая смущение, величественно поднялась с кресел. За ней встала вся свита. Люди в масках окружили Марию Федоровну и продолжавшую стоять перед ней на коленях девушку, создав плотное кольцо. Афанасий предпочел держаться в стороне, а де Гранси, напротив, протиснулся вперед и, узнав в Елене барышню с набережной, тихо воскликнул: «О, мой Бог!»

— Что с вами, дитя мое? — довольно милостиво спросила Мария Федоровна. — Поднимитесь скорее, сегодня сыро!

Дождь внезапно прекратился. Где-то далеко, за дворцом, сверкнула молния, глухо прогремел гром. Какая-то дама из императорской свиты взвизгнула, но не оттого, что испугалась, просто ей наступили на ногу. Две маски, Марс и Прозерпина, отчаянно работали локтями, протискиваясь в круг. Наконец они оказались за спиной у Елены, рядом с де Гранси.

Юная графиня поднялась с колен, представилась императрице и, задыхаясь от волнения, путаясь в словах, заговорила:

— Я пала жертвой аферы, Ваше Величество… мой дядюшка коварно завладел моим наследством… для всех я теперь мертва… на кладбище, рядом с моими несчастными родителями…

Она сделала паузу, чтобы перевести дыхание, и тут услышала сзади фальшивый, писклявый голос Прозерпины:

— А по-французски-то графиня лепечет еле-еле!

— Не в кондитерской ли мсье Беранже она его изучала? — подхватил Марс, вызвав смешки в толпе.

Эти слова, разумеется, дошли до слуха императрицы. Она сделала серьезное лицо и сказала уже не так ласково, как прежде:

— Дитя мое, говорите по-русски. Я все прекрасно пойму.

Великий князь Павел, беря в жены принцессу Вюртембергскую, поставил ей одно-единственное условие — изучить русский язык. Того же требовала и свекровь. В отличие от первой жены Павла, упрямой, несносной Вильгельмины, не желавшей знать ничего русского, Мария Федоровна с истинно немецким усердием взялась за учение. Однако говорить так и не научилась, в силу «невероятной трудности славянского наречия», а понимала едва ли треть из всего услышанного. При этом вдовствующая императрица не забывала напоминать своим подданным, что условие, поставленное покойным супругом, она с честью выполнила.

Елене было все равно, на каком языке говорить. В отличие от многих великосветских барышень, знавших только французский, она владела обоими языками с равной свободой. Когда императрица пожелала выслушать ее историю на русском, она не посмела ей перечить. Немного успокоившись, юная графиня начала свой рассказ с того проклятого дня, 2 сентября, когда в Москву вошли французы.

Мария Федоровна часто покачивала головой, как бы сочувствуя девушке. На самом деле императрица только догадывалась по отдельным ее словам, что речь идет об ужасах войны.

Де Гранси стоял как вкопанный, закусив нижнюю губу, не отрывая глаз от Елены. Его все больше поражало сходство юной графини с его казненной дочерью. Виконт несказанно злился на Доротею за то, что та не дала девушке говорить по-французски. Он-то не понимал ни единого слова!

В какой-то миг Елене почудилось, что ее вообще никто не понимает, потому что в толпе не слышалось ни сочувственных вздохов, ни возмущенного шепота. Но, как оказалось, кое-кто внимал каждому ее слову. Когда юная графиня стала рассказывать о вероломстве своего дядюшки, знакомые нам маски вновь оживились и даже принялись дискутировать, без всякого уважения к рассказчице.

— Нет, вы поглядите, какова негодяйка! — возмущенно воскликнул Марс. — Очерняет достойнейшего человека, благороднейшего дворянина!