Книга Красный кобальт. Как кровь Конго влияет на нашу жизнь - Siddharth Kara

рынок под названием Мусомпо. По всей видимости, солдаты прикарманивали разницу между зарплатой в доллар в день, которую они платили детям, и ценами, которые они получали на складах. Исходя из среднего содержания кобальта в руде на Восточном Машамбе в 2 процента и средней дневной добычи примерно в тридцать килограммов руды на одного ребенка, солдаты, вероятно, зарабатывали до пятидесяти долларов в день, что в пятьдесят раз превышало среднюю дневную зарплату детей, которые на них работали.

 

Реалии условий труда старателей-кустарей в обширных горных концессиях KCC и Mashamba East оказались гораздо хуже, чем я предполагал. Детский труд, нечеловеческие условия труда, токсичное и потенциально радиоактивное облучение , зарплата, которая редко превышала два доллара в день, и несметное количество травм были нормой. Удивительно, но ужасающие условия на шахтах оставались практически незаметными для внешнего мира. О несчастных случаях на шахтах редко сообщалось, и семьи были вынуждены самостоятельно бороться с последствиями травм близких. В ходе всех проведенных мною интервью я получил свидетельства о семи обрушениях тоннелей на шахтах KCC и Mashamba East, произошедших в период с июня 2018 года по ноябрь 2021 года, но только об одной из этих катастроф сообщалось в СМИ - обвале тоннеля на шахте KCC 27 июня 2019 года, в результате которого погиб сорок один человек. В ответ на эту трагедию компания Glencore выступила с публичным заявлением о том, что более двух тысяч старателей ежедневно нелегально проникают на ее горнодобывающие участки и что "KCC настоятельно призывает всех нелегальных старателей прекратить подвергать свою жизнь риску, вторгаясь на территорию крупного промышленного объекта". 4

Назвать KCC агентом сообщения, как будто это некая организация, не связанная с Glencore, - еще один пример того, как компании, находящиеся в верхней части цепочки, уклоняются от полной ответственности за старателей, находящихся в нижней части. Компании, ориентированные на потребителей техники и электромобилей, горнодобывающие компании и другие участники кобальтовой цепочки неизменно указывают пальцем вниз, даже на свои собственные дочерние предприятия, как будто это каким-то образом снимает с них ответственность за происходящее на кобальтовых рудниках Конго. Хотя эти компании постоянно заявляют о своей приверженности международным нормам в области прав человека, в ДРК эти обязательства, похоже, не выполняются. Все, от солдат ВСДРК до китайских торговцев минералами, конголезское правительство, транснациональные горнодобывающие компании, мега-компании в сфере технологий и EV играют свою роль в наживе на тех, кто добывает кобальт из каждого кратера, стены ямы и тоннеля на KCC, Mashamba East и других шахтах вблизи Капаты. Глобальная экономика давит на старателей как мертвый груз, вдавливая их в землю, на которой они копошатся.

Если и было одно лицо этого несчастья, один ребенок, развращенный пиратством, прикрываемым торговлей, то это была Элоди. Я познакомился с ней в конце своего первого визита в район добычи ККК. Ей было пятнадцать лет, она копалась в грязи неподалеку от периферии озера Мало в выцветшем оранжевом саронге с танцующими на нем пурпурными птицами. От нее остались лишь кости и сухожилия. Ее обрюзгшее лицо было покрыто коркой слизи, волосы спутаны в комки грязи. Ее мучил надрывный кашель. Ее слабый двухмесячный сын был туго завернут в обтрепанную ткань вокруг ее спины. Его крошечная головка моталась из стороны в сторону каждый раз, когда она била по земле куском арматуры. Я видел достаточно, чтобы понять, как выглядят поздние стадии ВИЧ-инфекции, и это было похоже на Элоди. Хотя она передвигалась по земле, имея форму и подобие ребенка, она была ничтожеством.

Элоди осиротела из-за добычи кобальта. По ее словам, ее отец погиб при обрушении туннеля на участке KCC в августе 2017 года. Мне не удалось найти никаких публичных сообщений об этом обвале, хотя другие жители Капаты помнили о нем. Мать Элоди умерла примерно за год до ее отца. Она мыла камни на озере Мало, и, насколько помнит Элоди, ее мать подхватила инфекцию, от которой так и не смогла оправиться. По словам Элоди, после потери родителей она занялась проституцией, чтобы выжить. Солдаты и старатели регулярно покупали ее.

"Мужчины в Конго ненавидят женщин", - говорит она. "Они бьют нас и смеются".

Элоди забеременела. После рождения сына она начала копать на озере Мало. Она сказала, что проституция и копание кобальта - это одно и то же: "Муанго янгу нжу соко". Мое тело - это мой рынок. Элоди спала в заброшенной, полуразвалившейся кирпичной хижине у южной окраины Капаты вместе с группой детей-сирот. Эти дети были известны как шегуэ - слово, происходящее от "шенгенской зоны" и означающее, что они бродяги без семьи. По всему Медному поясу живут тысячи шегуэ, и они выживают любыми способами, будь то добыча кобальта, мелкая работа или сексуальные услуги. По словам Элоди, обычно она зарабатывала на озере Мало около 1000 франков (около 0,55 доллара) в день, чего не хватало даже на самые элементарные нужды. Чтобы выжить, она была вынуждена позволять солдатам делать с ней "противоестественные вещи".

Элоди была одним из самых жестоких детей, которых я встретил в ДРК. Она была брошена на съедение стае волков системой с таким безжалостным расчетом, что ей каким-то образом удалось превратить ее деградацию в блестящие гаджеты и автомобили, продаваемые по всему миру. Потребители этих устройств, окажись они рядом с Элоди, выглядели бы как пришельцы из другого измерения. Ни форма, ни обстоятельства не связывали их с одной планетой, если не считать кобальта, который перетекал из одного в другой.

Вскоре Элоди устала от моего присутствия. Я стал еще одним непрошеным грузом. Я двигался по бездонному ландшафту у озера Мало и наблюдал за ней издалека - за ее тяжелыми движениями, толчками, кашлем, за тем, как напрягаются и расслабляются ее жилистые мышцы при каждом ударе арматуры. Она была последней записью в древней летописи мучений, которая тянулась из поколения в поколение в самом сердце Африки. Я мог представить, как прапрапрабабушка Элоди лишилась руки в Force Publique после того, как ее прапрапрадедушка не выполнил в тот день свою норму каучука. Возможно, их дети страдали от рабства на пальмовой плантации, которую бельгийцы сдали в аренду братьям Левер. Возможно, следующее поколение терпело принудительный труд на медном руднике в Катанге, принадлежавшем компании UMHK, и, возможно, дедушка и бабушка Элоди были убиты за алмазы в Касаи во время Великой африканской войны. Ее родители, как мы знаем, погибли при добыче кобальта в районе Колвези, оставив после себя Элоди. Эта череда мучений, пусть и гипотетическая, не может быть более реальной. Это трагическое наследство всех, кто попадает в мир в