Книга Млечный Путь № 4 2020 - Злата Владимировна Линник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В другой газете было сообщение об операции "Энтеббе". Как зэки его приняли! "Да будь там сказано, что нас всех освобождают, мы не были бы счастливей в те минуты. <...> потому я целиком приемлю Энтеббе: когда наглый насильник получает по морде, мы в восторге..."
И в таком же восторге Кузнецов был от французского экзистенциализма (он и мне по сю пору близок). Цитирую:
"Человеку позарез нужна истинная философия, и не только для удовлетворения банальнейшей потребности к постижению, но и для того, чтобы философский плащ хоть отчасти смягчал грубые пинки не философствующей жизни. Человек - вот что меня всегда интересовало. Как ему быть среди людей, с людьми, с собой?
Еще ничего толком не зная об экзистенциализме, но, прослышав о его роли во французском сопротивлении, я понял, что это чудо, о котором только может мечтать основатель любого философского течения: философия как руководство к действию! Не политическая доктрина, а именно философия".
После "Мордовского марафона" помещено несколько очерков, первый из которых называется "Хэппи энд". Понятно, о чем в нем идет речь. Но, как известно, дьявол сидит в деталях. Две детали я поэтому приведу. Кузнецов, еще не зная, что его освобождают (не досидел "каких-нибудь" шесть лет), дает себе волю последний раз поиздеваться над Советами и теми, кто принимал их "советы" насчет мучительств. (Мне вспоминается повесть "Ночной дозор" ленинградского автора Михаила Кураева и начало моей рецензии на эту повесть: "Слово получил палач".)
Эпизод первый - утро 25 апреля 1979 года. В камеру входят два надзирателя, а за ними - "кэгэбистский подполковник Романов (бывший Ленинград - прямо житница Романовых. - М.К.) и Тюрин - капитан той же фирмы, ну, и другие мужчины в погонах и без". Романов "схватил "Сельское хозяйство" - с фотографий мудро-печально таращится могучая корова из статьи об американском животноводстве.
"- Ай да корова! - прицокивает из-за плеча начальника пройдоха Тюрин. - Ярославская, небось?
- Ну, уж, - смеюсь как можно беззаботней, прикидывая, какого черта они приперлись. - Это же американская. Ужели сразу не видать? У нее даже и морда раз в пять умней колхозной - про бюст я уж молчу..."
Эпизод второй: утром 26.апреля Кузнецова везут в лефортовскую тюрьму КГБ, сажают (временно) в камеру, а на следующий день - тоже в камере - ему зачитывают Указ Президиума Верховного Совета СССР о лишении государственного преступника имярек советского гражданства и что он должен покинуть пределы СССР в течение двух часов.
"- В какую страну я еду? Сегодня... Надеюсь, не в Китай-Вьетнам?
- А куда бы вы хотели?
- А то вы не знаете? Но для начала я согласен в любую, где вас нет, какие вы бы ни были - русоволосые или косоглазые..."
В аэропорт его привезли в 11 часов, то есть с большим опозданием против срока, предусмотренного Указом. Кузнецов издевается, а те молчат. "А что же им делать? Признаться, что без лжи не шагу? Во лжи зачаты, рождены, ложью питаются, ее вдыхают и не выдыхают. Когда бы какой-нибудь неслыханной благодатью этой несчастной стране дарован был всего один день без слова лжи - какой бы учинился грохот и как бы затрещало все по швам и, может, рухнуло..."
А в последнем очерке - "Персонаж в роли автора, или Серые начинают и выигрывают" - Кузнецов комментирует предсказание Троцкого, когда тот был еще в силе, будто в грядущем обществе средний человек будет Аристотелем или Гете, и характеризует массовидного человека, объясняя, что он не меньшая угроза миру, чем ядерная катастрофа и экологический кризис. Автор считает даже (и я с ним вполне солидарен), что "угроза массовидного человека первичней. В том числе и потому, что - хотя и неявно - как раз в его руках ядерное оружие (во всяком случае, в руках советских вождей - наиболее характерных носителей психологии наихудшей разновидности среднего человека, той, чья ВНЕнравственность ("ВНЕ" выделено Кузнецовым. - М.К) и агрессивность граничат с психологией уголовника)". Прошло двадцать лет с тех пор, как автор написал эти строки; в отличие от Троцкого он оказался пророком без иронических кавычек. Уже давно нет советских вождей, но квазисоветский Путин, будучи грамотным и вроде бы разумным человеком, представляется еще худшей разновидностью - он перенял приемчики Сталина и его "социально близких", хотя и в меньшем масштабе, зато более гласно-цинично. Остается лишь надеяться, что Ясперс (немецкий философ - экзистенциалист и антифашист) окажется прав, утверждая, что "человек всегда может больше и иное, чем кто бы то ни было мог от него ожидать". Да, и сегодня есть такие люди, но их подавляющее меньшинство. Один из них - сам Кузнецов.
Другой - лагерный поэт Валентин Зэка (Соколов) - пять лет (1962-1967) был солагерником Кузнецова, который читал его стихи, упрекая их автора в узости тематики, но и признавая, что тот сделал это по неопытности. Вместе с тем, подчеркивает Кузнецов, Валентин - натуры богатейшей, "у него не было лишь того, что недодало или отняло у него общество". Впрочем, слово "общество" (речь же идет о советском) я бы заменил другим: "государство", ибо общества в СССР никогда не было.
***
Я привел множество цитат из книги Кузнецова. Я сделал это намеренно, чтобы продемонстрировать взгляды автора как можно адекватнее. (Взгляды эти мне очень близки, хотя я в лагере не сидел, боясь - понятно чего - их афишировать). К тому же любые наблюдения и выводы из них выражены прекрасной русской речью. Книга читается, как говорится, не переводя дыхания. Ее следовало бы сегодня переиздать: "Да ведают потомки православных/ Земли родной минувшую судьбу".
Я хотел бы здесь привести хоть два стихотворения Валентина Зэка, дабы проиллюстрировать сказанное о нем Кузнецовым.
***
У тюрем мышцы.
Мыши.
И серый свет.
Серый - скудной мерой.
У тюрем мало ли
Мятых, меченых,
Мертвых?
Мало ли мрака и боли
У тюрем?
Бегите
По каменным стенам -
Руками и сердцем
Свободным коснуться тюрем!
***
Я у времени привратник.
Я, одетый в черный ватник,
буду длиться, длиться, длиться,
без конца
за вас молиться,
не имеющих лица.
Юрий Лебедев
Эвереттическая сага о Берии и Капице
