Книга Этажи - Олег Сергеевич Савощик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вовчик… – Хохол сделал осторожный шаг, еще один. – Ты остывай давай. Мы этого… Не так договаривались.
Он подошел слишком близко. Вова ткнул его прикладом в горло, и Хохол с хрипом осел на пол.
Гаврила подскочил одним прыжком, выбил автомат ударом сверху. Против сержанта в рукопашной ни у кого из бойцов второй роты не было и шанса, слишком быстр для своих размеров, слишком тяжелые кулаки. Вова едва успевал защищаться – руки, плечи, всё, чем получалось прикрыться, вспыхивало болью от каждого полученного удара. Один пропущенный вскользь – и вот уже бегут теплые струйки из рассеченной брови.
Нож сам скользнул в руку. Гаврила умело отбивался, лезвие не могло разрезать кевларовые рукава.
В учебнике Корпуса восемнадцать глав было посвящено ножевому бою и двадцать две – рукопашному. И лишь одна общая для них с единственной фразой: «Нож в руке соперника отменяет рукопашный бой». Если бы не комбинезон, Вова бы изрезал здоровяка и выпотрошил в считаные секунды, несмотря на его силу и скорость. Но Гавриле приходилось защищать только голову, а это давало свободу.
Он поднырнул под режущую кромку, перехватил руку в локте, выкрутил… Боль разрядом прошла от запястья к плечу, Вова взвыл, звякнул о плитку выпавший Молодец. Ефрейтор вырвался из захвата и подсек сержанту ногу: правой левую. Как по учебнику.
Гаврила рухнул ничком, гулко стукнувшись лбом об пол.
Хохол оставался лежать, с шумом втягивая воздух.
Вова вытер со щеки кровь, огляделся. Все это место: операционные столы, яркие лампы под потолком, кровь в коридорах и кровь друзей на белом кафеле. Все это теперь останется с ним. Пускай же только в голове.
Гранату в правую руку, усики расправить левой, достать чеку. Швырнуть в конец помещения, к баллонам.
Налетела невидимая стена, сбила с ног, звон вернулся в уши с новой силой, перед глазами поплыла цветная муть. Вова пришел в себя спустя мгновение, дохнуло жаром. Откуда-то сверху летели горячие искры, в конце цеха стояла стена пламени, казалось горел сам воздух. Плавилась пленка, от едкого запаха саднило в горле.
Гаврила уже стоял, вытирая кровавые капли с носа. На полу осталось красное пятно, блестящее в свете пожара. Сержант бросил на Вову короткий взгляд и ринулся ко второму выходу. Хохол помог подняться ефрейтору, и они побежали следом.
Гул пламени нарастал, хотя в цеху мало что могло гореть. Убегая по узкому коридору, они слышали, как грохочет за спиной, хлопает и трещит. Бетон будто дышал под ногами, как древний старик, по стенам побежала вязь трещин, обгоняя беглецов.
«Что было в трубах с желтыми табличками»? – подумалось Вове.
Кровь из разбитой брови залила глаза, и в полумраке приходилось бежать почти ослепшим. Впереди показался широкий проем открытой шахты. Вова рванул быстрее, догнал Гаврилу на самом краю, вцепился в вещмешок.
– Гавр, отдай! Пускай сгорят здесь.
Гаврила крепко держал вещмешок и молча буравил Вову взглядом. Кровь на его лице при слабом свете напоминала черную расплавленную резину противогаза.
Хохол успел скрыться в шахте.
– Ты не должен подыхать здесь ради них! И ты понимаешь, что я прав, ты не такой мудак…
Дым затопил коридор. В отличие от тяжелого тумана Самосбора, он не стелился по полу, а заполнял собой все пространство от стены до стены, резал глаза, крал из легких кислород.
Из дыма выскочила тварь. Нунахер, которого они так и не успели пристрелить. Вова навалился всем весом, успел оттолкнуть Гаврилу плечом, и в тот же миг железная челюсть вцепилась в руку. Тварь протащила ефрейтора за собой, и они оба перевалились через порог шахты.
Вова почувствовал лишь удар, и свет погас. Осталась только боль. Вове казалось, что это он лежит на столе, стянутый ремнями, а над головой жужжит сверло… Вряд ли он пролетел больше двух этажей, но по ощущениям свалился не ниже, чем с пятого.
Вова открыл глаза и увидел свою руку. Синие буквы на бледной коже: ЛКГХ и двойка рядом с большим пальцем. Рука торчала из железной пасти. Верхом на твари сидел Хохол и расстреливал ее из Токаря в упор. Брызнула черная жижа, пуля наконец нашла дорогу в бетонной броне.
Ефрейтор не смог пошевелиться и скосил глаза. Чуть ниже правого плеча из среза – а это был именно срез, стальная челюсть сработала с эффективностью ножниц по металлу, – толчками вытекала кровь.
Вернулась темнота.
«Я не буду тебя ждать!»
Глаза открывать все труднее. На правом плече жгут, но кровь все равно ложится тяжелыми каплями на пол. Вову трясет, он слышит чье-то тяжелое дыхание рядом.
«Мое лицо! Я хочу его запомнить».
Кажется, веки слиплись. Сухие губы на вкус как наждачка. Словно кто-то услышал его мысли, губ касается холодное горлышко, вода наполняет жадный рот, бежит по измученному горлу.
– Лёшка? Лёшка, это ты? – Собственный голос кажется чужим, его почти не слышно. – Без резины и не понять, ты это или тварь Самосборова меня тащит.
– Сука ты, Вовчик. Какая же ты сука.
«Отставить, ефрейтор!»
В темноте время течет иначе. Вове вспоминаются голоса. Или он слышит их прямо сейчас?
– Помнишь нас, железкин? Обещаньице твое, этого… Пора бы выполнять.
«Психика, она ведь по-разному реагирует…»
– …Нас здесь не было, если что, меня ты не знаешь…
«Сколько ты здесь циклов?»
Тьма становится плотнее, тянет вниз, вдаль от голосов. Последнее, что слышит Вова:
– Слух, железкин. А сраку ты ему стальную можешь сделать? Ему пригодится. Ведь если свидимся, еще хоть раз… я ему по сраке-то напинаю, так напинаю!..
XIII
Коридор был не тем. Номер блока и этажа сходился, но табличка на площадке перед лифтом выглядела совсем новой. А вот все остальное было не то.
Не тот цвет стен, АВП здесь отродясь не было, и матерный анекдот про Партию, выцарапанный рядом с мусоропроводом, пропал. Не похоже, чтобы его закрасили, свежей краски этот коридор не видел будто с полсотни циклов.
Хотелось курить. В чемодане, что отдал ему железкин, лежали оставленный Хохлом химхалат и пачка талонов в дорогу, только не на папиросы – Леопольд не курил. От остальной снаряги он избавился: то ли уничтожил, опасаясь заражения, то ли толкнул барыгам, хотя бы частично компенсируя свои расходы. Вова не спрашивал.
Равно как и не у кого было спрашивать о том, куда подался Хохол, выжил ли Гаврила. Теперь им лучше поодиночке. Лучше даже не знать друг о друге.
Вова понял, что не может торчать в коридоре вечно, подошел к нужной квартире. Дверь стояла на месте. Тоже не та. Ефрейтор осторожно постучал, не сводя взгляда со своих пальцев. Никак не мог привыкнуть к новой руке; казалось, если он не будет смотреть, она не сработает.
Модель старая, но надежная, как говорил Леопольд. Не навороченная бета-гальваника, конечно, и даже не аккумуляторы, потому батарейки
