Книга Стрела в сердце - Дженнифер Блейк

— Куда? Куда мы идем?

Он попробовал улыбнуться.

— В одном месте мы будем в безопасности.

— А именно?

— Там, — он махнул рукой.

Перед ними показался темный силуэт огромного двухэтажного дома, украшенного готическими арками, балконами и фантастическими резными деревянными украшениями. Перед парадным входом простирался широкий двор, выложенный ракушечником, этим же материалом была вымощена уходящая от дома дорога. Крыша блестела оранжевым отсветом огня.

— Аркадия, — прошептала Кэтрин.

— А что же еще? — спросил он и направился к дому.

— Нет, подожди. — Она схватила его за руку. Он резко обернулся, они так близко оказались друг от друга, что его бедра прижались к ее ногам. Он проговорил:

— Неужели, дорогая Кэтрин, ты хочешь идти куда-нибудь еще?

В его словах было что-то, от чего ее глаза заблестели от навернувшихся слез. Дрожащим голосом она ответила:

— Да, куда угодно.

— Я думал, что неразбериха поможет нам попасть в дом незамеченными. Найдем, во что переодеться и сделаем вид, будто только что проснулись. В отдельных кроватях, конечно.

— Остальные, наверное, вернулись с Жилем. Мы можем наткнуться на них в холлах.

— Мы увидим все, когда подойдем поближе, по свету в окнах и шуму в доме.

Подумав, она нехотя кивнула.

— А вдруг нас увидят люди, которых послали за нами?

— Постараюсь, чтобы этого не случилось.

Она покачала головой.

— Не знаю.

Он долго смотрел на нее. Потом ровным голосом произнес:

— Если вы не возражаете, что нас увидят вместе в дезабилье , то я тем более не против.

Она сразу же поняла его.

— Спасибо вам за то, что вы заботитесь о моем добром имени, но оно, право же, не стоит наших жизней.

— Да, еще. Вы не уверены, хотите ли вернуться в другую тюрьму, обретя своеобразную свободу в вынужденной идиллии?

— Свободу? — переспросила она.

— Говорить, что хочется, поступать по своему усмотрению без осуждения с чьей-либо стороны, ходить обнаженной, если нравится, соблазнять мужчину, если осмелишься. И знать, что есть кто-то, кто не только поймет и примет тебя такой, какая ты есть, но также и вдохновит на нужные поступки.

Она слушала его, и слезы сдавили горло. Борясь с ними, она прошептала: «Да».

Он молчал, а над ними полыхало пламя и звонил колокол. Наконец он сказал:

— Итак?

Прошло какое-то время, пока она обрела способность говорить. Но даже сейчас ее голос звучал с трудом, это было какое-то подобие звука.

— Это невозможно, не правда ли? Кому-то ведь надо позаботиться о Жиле, перенести его в дом, послать за доктором. И башня. Мы не можем оставить ее горящей. — Поколебавшись, она с трудом закончила, — наш долг сделать все возможное.

— Да, — вздохнув, сказал он как бы про себя. — Это всегда было… невозможно.

Они осторожно пробирались к дому, стараясь двигаться в глубокой тени. Никто не окликнул, никто не попытался остановить их. Парадный вход был открыт, огромные комнаты пусты. Домашние слуги убежали смотреть пожар, но и Мюзетты, и остальных тоже не было.

Кэтрин и Рован расстались у двери в ее спальню. Сделать это их заставил страх быть увиденными вместе.

— Как только я оденусь, то выйду и притворюсь, что обнаружил Жиля, — пообещал Рован.

Она кивнула.

— Поищи Като. Он сможет о нем позаботиться и пошлет за доктором.

Рован кивнул.

— Если увижу Дельфию, пошлю ее к тебе.

Жиль лежит раненый, а Брэнтли и остальные еще на пароходе, а ведь кому-то необходимо организовать тушение пожара, чтобы он не распространился на дом. К тому же где-то поблизости рыщут пираты. А вдруг они нападут на Рована и всех ее людей?

— Подождите, я пойду с вами, — коротко сказала Кэтрин.

Он покачал головой.

— Нет. Нельзя терять времени, ведь там Жиль. Вам нужно одеться. Мне очень нравится, как вы выглядите, но другие могут не понять.

— Хорошо, — ответила она, с тревогой глядя на Рована. — Будь осторожен.

Он взял ее руку и прижался губами к ладони.

— Я постараюсь. — Еще раз оглянулся на нее, повернулся и вышел.

Кэтрин вошла в спальню, закрыла за собой дверь и сразу же поймала взглядом движение тени. Это оказалось… ее же собственное отражение в зеркале. Пламя пожара освещало комнаты в доме. В розово-оранжевом свете она подошла к зеркалу. «Мне очень нравится, как вы выглядите. « Этот комплимент она сохранит, как сокровище, и будет вспоминать через многие годы, когда станет уже не молодой и совсем седой. А что же Рован видел в ней? Она должна это знать. Она сразу же увидела, что женщина в зеркале была совершенно другой. Не потому, что ее распущенные волосы в беспорядке рассыпались по плечам. И не потому, что ее почти прозрачное одеяние, разорванное и до неприличия открывшее тело, и не цвет ее лица и губ, не легкость, с какой она двигалась. Нет. Все дело было в глазах. В них было тепло, мягкость и достоинство, которых не было раньше, но в то же время какая-то уязвимость и даже опустошенность. Да, это был взгляд любви и отречения от нее.

Она закрыла лицо руками. Нет, не надо ничего вспоминать. Сейчас не время для тщетных сожалений, не надо оплакивать потерю близости души и тела, и отказ от любви и возможности иметь ребенка.

Она была хозяйкой Аркадии. Не имеет никакого значения, где она была эти последние несколько дней и что делала в это время, она должна вернуться в свое прежнее состояние, ведь столько всего предстоит выполнить.

Гордость и долг — вот девиз ее жизни, всегда был и всегда им будет. Больше у нее ничего нет и не будет.

Кэтрин опустила руки, выпрямила плечи и головой откинула волосы назад. Все будет хорошо. Когда-нибудь, когда она уже будет при смерти, настанет время все забыть. Все хорошо.

Она подошла к умывальнику, налила из кувшина в таз воды. Царапины на руках и шее болели, когда она умывалась. Ноги также были порезаны, в ступни впились колючки. Потом она стала искать в гардеробе, что бы ей такое одеть, что могло бы прикрыть шею и руки и требовало бы минимум усилий. Наверное, подойдет платье из розового поплина с высоким воротником, отделанным кружевом и застегивающимся перламутровыми пуговицами.

Она повернулась, чтобы положить его на кровать, но тут послышались шаги за дверью. Кэтрин ожидала увидеть Дельфию.

— Ну и ну, — вошедший говорил, растягивая слова. — Посмотри-ка, что мы здесь имеем. А я и то говорю себе, Изом, старик, сука, которая тебе нужна, покрутится да и вернется в свою берлогу, это верно, как то, что ты есть на белом свете. И глянь-ка, как я прав.