Книга Безрассудная - Лорен Робертс

тем, что обе ее руки были связаны за спиной найденной мной полоской старого брезента. Только после этого я смог немного отдохнуть.

— Разве я не должна пытаться сбежать от своего похитителя? — спрашивает она в раздражении. — Я не из тех, кто уходит тихо.

— Очевидно, нет, — вздыхаю я, предлагая ей еще один кусочек яблока. Она принимает его с неохотой, ненавидя, что я ее кормлю.

— Как долго это будет продолжаться? — Она шевелит пальцами из-за спины.

— Пока не утихнет желание убить меня.

Она смеется. — Так что, похоже, я навсегда останусь связанной.

— Как жаль, что это так, — рассеянно говорю я, используя нож, который она нашла, чтобы нарезать яблоко для себя.

Я замечаю, как она быстро закатывает глаза. — Ломтик.

Это становится довольно неприятным для нас обоих. Я отрезаю для нее еще один кусочек и подношу его к ее губам. — Мы уже на половине пути через Дор. Если мы сегодня хорошо продвинемся и не столкнемся с какими-нибудь проблемами, то сможем…

— Ломтик.

Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох, прежде чем скормить ей еще один кусочек. — Как я уже говорил, — выдыхаю я, звуча спокойнее, чем чувствую себя, — мы сможем добраться до Святилища Душ за пару дней.

— Отлично. — Ее улыбка обманчиво мила. — На одну веху ближе к моей смерти.

Я отвожу взгляд на улицу под нами, не желая думать о возможной правде в ее словах. Я ненавижу то, что не знаю, что Китт планирует для нее. Или, что еще хуже, что он планирует, чтобы я сделал с ней.

— Что ж, лучше не заставлять короля ждать, а? — Она с трудом поднимается на ноги и, глядя на меня сверху вниз, добавляет: — Тем более что нам предстоит долгий путь обратно в Илью. Не хотелось бы, чтобы он подумал, что с тобой что-то случилось.

Ее тон насмешлив, она пытается скрыть то, что чувствует на самом деле. Я лучше многих знаю, каково это. Поэтому я ничего не говорю, поднимаясь на ноги и изучая ее лицо и те эмоции, которые она отказывается мне демонстрировать. Но мое внимание привлекает рука, которой она машет мне из-за спины.

— Мне нужны руки, чтобы спуститься.

Я слегка улыбаюсь. — Я мог бы просто подхватить тебя внизу.

— Эта цепь сдернет меня с крыши еще до того, как ты туда доберешься.

— Отлично, — говорю я просто. — Тогда ты спустишься раньше меня.

Из ее горла вырывается звук раздражения. Я тихонько смеюсь и сокращаю расстояние между нами, наблюдая за тем, как ее глаза мечутся между моими. Она замирает, когда я тянусь к ее спине, поглаживая ее бока, прежде чем схватить ее связанные руки.

И только когда она открывает рот, чтобы отчитать меня, я разрезаю брезент ножом, не сводя с нее пристального взгляда. Ее руки с треском освобождаются, и на губах появляется мягкая улыбка. — Значит, ты не хочешь, чтобы я упала и умерла?

Она близко, от нее слабо пахнет дешевым мылом из трактира. Я пожимаю плечами. — Нет, если ты собираешься утянуть меня за собой.

— Ну, это единственный способ, которым я позволила бы себе умереть.

Я улыбаюсь, прежде чем успеваю остановить себя. Затем я протягиваю руку вверх, чтобы заправить выбившиеся серебристые пряди волос в ее платок, и мои пальцы касаются ее висков. Ощущение ее кожи заставляет меня мысленно вернуться в тот переулок, где я прильнул ртом к ее шее, чувствуя, как учащается пульс под моими губами.

Это беспокоит, насколько она соблазнительна.

На вкус она была как привилегия, на ощупь — как мечта.

Мне стоило огромного усилия воли отстраниться, оторваться от нее.

Но в конце концов все это было притворством. По крайней мере, я продолжаю себя в этом убеждать.

Я провожу рукой по волосам, а затем натягиваю бандану на нос. — Готова? — спрашиваю я, подводя нас к краю крыши.

— Было бы неважно, если бы я не была готова, — весело говорит она.

Я качаю головой и перемахиваю через край здания, хватаясь за высокий выступ крыши, пока мои ноги болтаются подо мной. Пэйдин делает то же самое и, напрягаясь, начинает осторожно спускаться вниз. Мы с трудом спускаемся по стене здания, используя каждую трещину в камне как место, куда можно просунуть пальцы и ноги.

Цепь лязгает между нами, когда мы наконец спрыгиваем на землю. Руку жжет, и я опускаю взгляд, чтобы увидеть тонкую полоску крови, расплывшуюся по моей ладони благодаря зазубрине на камне. Не обращая на это внимания, я смотрю, как она обматывает большую часть цепи вокруг лодыжки, прежде чем выпрямиться. Затем она нерешительно берет меня под руку, и мы отправляемся в путь по закоулкам Дора.

Окраина города жутко пуста, здесь живут только бездомные и калеки. Жить так далеко от главных рыночных улиц — не выбор, а наказание. Изгоев вытесняют на окраины, оставляя их добывать себе пропитание или добираться до рыночных переулков.

Но безопаснее путешествовать вдоль границы, где меньше людей, которые могут нас узнать, особенно если учесть, что новость о нашем побеге из тюрьмы может распространиться. Мы неплохо продвигаемся вперед, по ходу дня нам приходится уворачиваться лишь от нескольких настойчивых торговцев.

Только когда мы проходим мимо четвертой листовки с ее лицом, она срывает ее со стены магазина. — Что? — выпаливает она, поймав мой взгляд. — Мне надоело смотреть на себя.

Она уже собирается скомкать плакат, когда я выхватываю его у нее. — Дай мне посмотреть. — Я легко уклоняюсь от ее руки и поднимаю пергамент над головой.

— Ты невыносим, — фыркает она, наконец сдаваясь. — Что тебе может быть нужно от этого?

— Сравнить с оригиналом, — просто отвечаю я, поднося изображение к ее лицу. Она почти позволяет себе рассмеяться. Мой взгляд мечется между ней и постером, сканируя каждую черточку. Через несколько секунд я протягиваю ей постер обратно. — Недостаточно веснушек.

— Недостаточно… — Она поворачивает голову в мою сторону, и на ее лбу появляются морщинки замешательства. — Что значит «недостаточно веснушек»?

— Я имею в виду, — говорю я, не глядя на нее, — что они не нарисовали достаточно веснушек.

Она хмыкает. — Да, я это слышала, но…

Из переулка выходит грузный мужчина, преграждая нам путь. Пэйдин слегка сжимает мою руку, когда его взгляд пробегает по нам и останавливается на цепи, закрепленной на моей лодыжке. Я делаю шаг, призывая Пэйдин обойти его, когда его лицо вдруг расплывается в улыбке.

— Черт, — восклицает он, — да у тебя и впрямь есть благоверная, а?

В кои-то веки я испытываю облегчение от такого комментария. Пусть думает что хочет, лишь бы не знал, кто