Книга От Красного террора к мафиозному государству: спецслужбы России в борьбе за мировое господство (1917-2036) - Юрий Георгиевич Фельштинский

его, с одной стороны, и нежелание близких волновать — с другой, достигли такой степени, что о происках Сталина ему не сообщили. Однако не позднее 3 февраля Ленин из разговора с Фотиевой понимает, что с ним запрещено разговаривать, точнее — что-либо обсуждать:

Владимир Ильич вызывал в 7 ч. на несколько минут. Спросил, просмотрела ли материалы. Я ответила, что только с внешней стороны и что их оказалось не так много, как мы предполагали. Спросил, был ли этот вопрос в Политбюро. Я ответила, что не имею права об этом говорить. Спросил: «Вам запрещено говорить именно об этом?» — «Нет, вообще я не имею права говорить о текущих делах». — «Значит, это текущее дело?» Я поняла, что сделала оплошность. Повторила, что не имею права говорить. Сказал: «Я знаю об этом деле еще от Дзержинского, до моей болезни. Комиссия делала доклад в Политбюро?» — «Да, делала, Политбюро в общем утвердило ее решения, насколько я помню». Сказал: «Ну, я думаю, что Вы сделаете Вашу реляцию недели через три, и тогда я обращусь с письмом»[173].

12 февраля против Ленина вводят очередные санкции по его изоляции, и у него случается новый приступ. Фотиева делает в «Дневнике» запись:

Владимиру Ильичу хуже. Сильная головная боль. Вызвал меня на несколько минут. По словам Марии Ильиничны, его расстроили врачи до такой степени, что у него дрожали губы. Ферстер накануне сказал, что ему категорически запрещены газеты, свидания и политическая информация. […] У Владимира Ильича создалось впечатление, что не врачи дают указания Центральному комитету, а Центральный комитет дал инструкции врачам.

Так и было. Ферстер как раз считал, что Ленину вредны не работа, а запреты.

Подозрительный Ленин понимал, что его убивают, скорее всего, отравляют, категорически отказывался принимать лекарства и требовал освободить его от присутствия врачей, нанятых Сталиным и Дзержинским и укорачивавших ему жизнь. Ферстера Ленин не выносил уже до такой степени, что тот прятался от него в соседних комнатах, чтобы не попадаться ему на глаза.

14 февраля (через две недели после получения материалов из Политбюро) Фотиева записывает:

Владимир Ильич вызвал меня в первом часу. Голова не болит. Сказал, что он совершенно здоров. Что болезнь его нервная и такова, что иногда он совершенно бывает здоров, т. е. голова совершенно ясна, иногда же ему бывает хуже. Поэтому с его поручениями мы должны торопиться, т. к. он хочет непременно провести кое-что к съезду и надеется, что сможет. Если же мы затянем и тем загубим дело, то он будет очень и очень недоволен. […] Говорил опять по трем пунктам своих поручений. Особенно подробно по тому, который его всех больше волнует, т. е. по грузинскому вопросу. Просил торопиться. Дал некоторые указания.

Эти указания также касались грузинского дела[174].

Понятно, что в тот же день всю эту информацию доложили Сталину, и он предпринял против Ленина некие новые шаги, о которых мы не знаем. Очевидно, что в период с 15 февраля по 5 марта 1923 года Ленин был трудоспособен, так как 2 марта закончил статью «Лучше меньше, да лучше». Но записей с 15 февраля по 4 марта в «Дневнике дежурных секретарей» нет[175].

Из лаконичной записи врача Кожевникова от 25 февраля мы узнаем, что Ленин работоспособен и чувствует себя хорошо: утром Ленин «читал и разговаривал о делах… Вечером читал и диктовал больше часа»[176]. (Что же он диктовал? Сколько страниц текста?)

Кроме того, мы знаем, что 3 марта Сталин, наконец-то, разрешил Фотиевой выдать Ленину заключение по материалам комиссии Дзержинского: «Ленин получает докладную записку и заключение Л. А. Фотиевой, М. И. Гляссер и Н. П. Горбунова о материалах комиссии Политбюро ЦК РКП(б) по “грузинскому вопросу”», — записывает врач Кожевников[177].

Из этих записей становится понятно, что Ленин работоспособен и в период с 25 февраля по 3 марта. Но, кроме этого, очевидно, что ведется не только «Дневник дежурных секретарей» Ленина, но и дневник дежурных врачей Ленина, который не опубликован до сих пор.

Что же происходило в эти дни в Москве и почему упрямо молчит «Дневник»?

Дело в том, что с 21 по 24 февраля в Москве работал пленум ЦК РКП(б). Видимо, это было одной из причин отсутствия записей: Ленин интересовался работой пленума, так как

пленум рассмотрел тезисы по национальному и организационному вопросам, постановил не публиковать их до предварительного ознакомления с ними (с разрешения врачей) В. И. Ленина, и если Владимир Ильич потребует пересмотра тезисов, то созвать экстренный пленум. Пленум признал целесообразным создать на съезде секцию по национальному вопросу с привлечением всех делегатов из национальных республик и областей и с приглашением до 20 коммунистов не делегатов съезда[178].

Иными словами, тезисы Сталина пленум отправил на доработку Ленину, предлагая для обсуждения национального вопроса в случае необходимости созвать еще одно экстренное заседание.

Не исключено, что такое решение приняли на основании написанного Лениным письма к пленуму, возможно и не одного письма, поскольку пленум продолжался необычно долго — четыре дня. Что же могло и должно было содержаться в этом письме или письмах Ленина?

Здесь нам помогает Троцкий, в архиве которого есть документ, датированный 22 февраля 1923 года. Из него следует, что, во-первых, Троцкий вступил в конфликт с большинством пленума (то есть со сталинцами), во-вторых, что на пленуме 21 и 22 февраля обсуждалась опубликованная статья Ленина, письмо Ленина и проект (предложение) Ленина. Похоже, что речь шла о статье Ленина «Как нам реорганизовать Рабкрин», так как это был единственный документ Ленина, опубликованный в те дни в «Правде», 25 января 1923 года, причем изначально предполагали напечатать этот номер «Правды» в одном экземпляре, специально для Ленина (утаив статью от всех остальных).

Под «письмом» Троцкий, очевидно, имел в виду обсуждавшееся в Политбюро «Письмо к съезду». «Проектом» или «предложением» Ленина мог быть отдельный документ, но мог быть и составленный самим пленумом документ, основанный на статье Ленина «Как нам реорганизовать Рабкрин»[179].

Тезисы, которые пленум передал на изучение и для правок Ленину, назывались «Национальные моменты в партийном и государственном строительстве»: «Объединение национальных республик в Союз Советских Социалистических Республик является заключительным этапом развития форм сотрудничества, принявшим на этот раз характер военно-хозяйственного и политического объединения народов в единое многонациональное Советское государство».

Факт передачи этих тезисов Ленину означал, что Ленин вернул себе политический контроль над Сталиным, потребовал пересмотра тезисов, и этим объявил о созыве нового экстренного пленума.

5 марта можно считать роковым днем в жизни Ленина. В