Книга Троцкий - Дмитрий Антонович Волкогонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Голос Троцкого стал еще более жестким, когда он заговорил об участившихся фактах перехода на сторону белых военспецов, назвав при этом в качестве примера фамилии Махина, Богословского, Веселаго. Нам нужно, заявил докладчик, «фрондирующее офицерство обуздать железной уздой». Надо взять на учет все бывшее офицерство, которое не желает работать на нас, и «запрятать его в концентрационные лагеря». А если будут замечены подозрительные действия офицера, которому даны командные права, «то, разумеется, виновный – об этом нечего и толковать, тут вопрос ясен и прост – должен быть расстрелян»{344}.
Словами Троцкого говорило якобинство русской революции. «Мы не имеем ни одного лица в высшем командовании, у которого не было бы комиссаров справа и слева, и если специалист нам не известен, как лицо, преданное советской власти, то это комиссары обязаны бодрствовать, ни на один час не спуская глаз с этого офицера. И если эти комиссары, справа и слева с револьверами в руках, – продолжал Троцкий, и его слова были словами русского Робеспьера, – увидят, что военспец шатается и изменяет, он должен быть вовремя расстрелян»{345}. Троцкий призвал крепить волю пролетариата, ибо сегодня воля – это «половина победы».
После выступлений Ленина и Троцкого была принята резолюция, подготовленная Председателем ВВСР, в которой нашли отражение все выводы и предложения, прозвучавшие в докладах. Жестокое время было стихией этих людей. Революция висела на волоске. Троцкий спустя годы мог бы сказать: революцию спасла только воля. Революционная и жестокая воля. Позже эта же воля ее фактически погубит. «Револьверное право» комиссаров, по мнению Троцкого, было лишь неизбежным выражением «суровости пролетарской диктатуры»{346}.
Во главе Реввоенсовета
Когда революция, по выражению Троцкого, находилась «в самой низкой точке», 2 сентября 1918 года ВЦИК специальным декретом объявил социалистическое Отечество в опасности, а Советскую Республику – военным лагерем. Этим же декретом учреждался высший военно-политический орган – Революционный Военный Совет Республики, в который входили видные военные работники партии. По предложению Свердлова Председателем РВСР был назначен Л. Д. Троцкий. За несколько недель до этого Троцкий в сопровождении группы московских коммунистов-агитаторов выехал на Восточный фронт, где складывалась почти катастрофическая обстановка. Пламя Гражданской войны стремительно взметнулось вверх, как будто кто-то бросил в тлеющий костер вязанку сухого хвороста. Противоборствующие стороны надеялись решительными ударами одержать быструю победу.
Казалось, что кукушка прокуковала конец революции. Перед этим пал Симбирск, а затем и Казань. Поезд Троцкого, которому предстоит стать знаменитым, смог дойти лишь до Свияжска, крупной станции перед Казанью.
Выехав из Москвы, Троцкий всю дорогу до Свияжска поочередно вызывал к себе в вагон тех или иных руководителей, давая свои распоряжения по осуществлению необходимых военных и организационных мер. Во время такого инструктажа один московский рабочий-коммунист поставил перед Троцким вопрос:
– Что делать с комиссарами из левых эсеров и вообще как к ним относиться?
Троцкий, внимательно посмотрев на рабочего, не раздумывая, повторил те слова, которые он произнес 9 июля 1918 года на V Всероссийском съезде Советов:
– Партия, которая могла быть так безумна со своей маленькой кликой во главе, что стала против воли и сознания подавляющего большинства рабочих и крестьян, – эта партия убила себя в дни 6 и 7 июля навсегда. Эта партия воскрешена быть не может!
– Значит, всех убрать? – не унимался агитатор.
– Оставить только тех, кто публично осудил мятеж и порвал с авантюристами!
Отдав распоряжения, Троцкий откинулся в кресле и под размеренный стук колес предался размышлениям. Революция на Западе запаздывает. Территория Российской Советской Республики за два-три месяца середины 1918 года сократилась в несколько раз. Везде подняли голову недоброжелатели, противники, враги. А здесь еще этот мятеж…
Троцкий помнит, как Ленин после подавления мятежа левых эсеров предложил ему сделать доклад на V Всероссийском съезде Советов. Нарком, держа в руках несколько листочков с тезисами, обрисовал вначале фактическую сторону дела.
Левые эсеры, которые называют себя «советской партией», говорил Троцкий, все настойчивее требовали «объявить немедленную войну Германии». Чтобы вызвать войну наверняка, они убили германского посла Мирбаха. Кто виноват в этом? Троцкий назвал руководство партии «безумцами – темными людьми». Перечислив «виднейших деятелей партии левых с. р.» – Александровича, Карелина, Камкова, Спиридонову, Черепанова, Троцкий спросил: может ли вся партия нести ответственность за их действия? Если левые эсеры будут идти за своим ЦК – это значит идти против власти и наоборот. «Тов. Ленин здесь же говорил, – напомнил Троцкий, – что Спиридонова – честнейший человек, искренний человек. Но горе той партии, честнейшие люди которой в борьбе вынуждены прибегать к клевете и демагогии!» Эти люди, заявил Троцкий, надели «интеллигентский колпак с бубенцами на недовольство части народных масс» и потребовали немедленной войны с Германией. Но «советская власть есть власть… В данный момент перед властью стоит самый острый вопрос – вопрос о войне и мире. Если этот вопрос не может решать власть, а может решать кучка проходимцев, то нет у нас власти…».
В полной тишине зала Большого театра, где заседал съезд, Троцкий рисовал реальную картину мятежа. Левые эсеры, сколотив отряд до двух тысяч человек с несколькими пушками и пятью-шестью десятками пулеметов, из Трехсвятительского переулка направились по своему маршруту: захватили телеграф и наркома почт Подбельского, задержали Дзержинского, открыли беспорядочный огонь по Кремлю. «Когда мы из здания Кремля наблюдали падавшие во двор, к счастью, немногочисленные снаряды, то говорили себе: Совет Народных Комиссаров является сейчас естественной мишенью для левых социал-революционеров…»
«Наши части, – продолжал Троцкий, – были расположены у Храма Христа Спасителя, на Страстной площади у памятника Пушкину, на Арбатской площади и в Кремле. После активных действий Подвойского, Муралова, Вацетиса седьмого днем эсеры беспорядочно отступили, двигаясь на Курский вокзал. Отряды, направлявшиеся на помощь левым эсерам из Петрограда и с Западной пограничной полосы, безболезненно разоружены. Небольшая стычка произошла лишь в Пажеском корпусе, где разоружалась левоэсеровская дружина: мы потеряли 10 человек убитыми и 10 ранеными… Такова фактическая сторона событий»{347}.
Так печально закончился короткий альянс большевиков с левыми эсерами. Троцкий предложил резолюцию, которую принял V Всероссийский съезд Советов, где говорилось, что левым эсерам отныне «не может быть места в Советах Рабочих и Крестьянских депутатов»{348}. Ни левые эсеры, ни большевики не поняли ни тогда, ни позже, какой огромный исторический шанс был ими упущен в 1918 году. Авантюристическая выходка левых социалистов-революционеров была на руку большевикам, которые даже символически ни с кем власть делить не хотели. Троцкий был один из тех, кто последовательно придерживался этой линии.
Следует заметить, что в истории левоэсеровского мятежа остается много неясных моментов, на которые в последнее время обращают внимание советские историки. По чьему прямому заданию стрелял Блюмкин? Было ли на этот счет решение ЦК партии левых эсеров? Почему не было проведено тщательное следствие? Одно ясно: события 6 июля 1918 года стали для Ленина очень хорошим предлогом, чтобы расправиться с партией левых эсеров. В телеграмме Ленина Сталину в Царицын содержался приказ начать массовый террор против левых эсеров, что и было сделано.
…Но все это уже осталось позади. А теперь Троцкому предстояло самому или осуществлять перелом, или ждать самого худшего и погибнуть в последнем бою. А оно, худшее, было реальным. В своих воспоминаниях Троцкий писал об этих днях: «Армия под Свияжском состояла из отрядов, отступивших из-под Симбирска и Казани или прибывших на помощь с разных сторон. Каждый отряд жил своей жизнью. Общей всем им была только склонность к отступлению. Слишком велик был перевес организации и опыта у противника. Отдельные
