Книга Плследний из Мологи. Жизнеописание архимандрита Павла (Груздева) - Наталья Анатольевна Черных

времена бывало, как свидетельствуют жития святых отцов… Как песка морского невозможно исчесть, так и невозможно все описать», — повествует «Легенда о граде Китеже».

«А хотящему идти в таковое место святое, никакого помысла не иметь лукавого и развращенного… Крепко блюдись мыслей злых, стремящихся отлучить от места того. И не помышляй о том да о сем. Такого человека направит Господь на путь спасения. Или извещение придет ему из града того или из монастыря того, что сокрыты оба, град и монастырь», — читаем в другом произведении Древней Руси, которое называется «Повесть и взыскание о граде сокровенном Китеже».

Взыскание — слово старославянское, от глагола «искать». Не просто Божьего града ищет человек — не сокрытого Китежа, не затопленной Мологи — ищет он пути спасения, взыскует самого Господа Бога. А посему — «если какой человек обещается истинно идти в него, а не ложно… и согласен многие скорби претерпеть и даже смертию умереть, знай, что спасет Бог такового, что каждый шаг его будет известен и записан ангелом.

Если же пойдет и сомневаться начнет… то таковому закроет Господь град. И покажется он ему лесом или пустым местом. И ничего таковой не получит, но только труд его всуе будет…

И поношение ему будет за это от Бога… за то, что над таковым святым местом надругался, над чудом, явившимся под конец века нашего: стал невидим град подобно тому, как и в прежние времена было много монастырей, сделавшихся невидимыми…»

Глава VII. «Когда нас вели на расстрел…»

Старинный приволжский городок Романов, объединенный в царствование Александра I с еще более древним Борисоглебском, что на противоположном берегу Волги, в единый уездный город Романово-Борисоглебск (1822), после революции и гражданской войны был спешно переименован в Тутаев.

Видимо, новоявленные власти так торопились вычеркнуть из памяти народной даже само упоминание романовской фамилии, что не нашли ничего лучшего, чем присвоить городу имя погибшего от случайной пули в здешних местах красноармейца Ильи Тутаева.

Героя Советского Союза из него, правда, не получилось, о самом красноармейце вскоре позабыли, а вот простецкая — тутаевская — его фамилия прилепилась к городу прочно, так что когда в начале 90-х годов провели среди жителей опрос — вернуть или нет городу его историческое название Романово-Борисоглебск — большинство горожан высказалось за то, чтобы остаться тутаевцами.

Хотя Романовым городок назван был не в честь царской династии, а по имени своего основателя — князя Романа Васильевича, правнука св. Феодора Черного, который, будучи на княжении в Угличе, заложил в 1345 году на высоком берегу Волги, напротив Борисоглебской стороны, соборную церковь Воздвижения Креста, выстроил крепость и, довольный сооружением, дал городу свое имя.

Впоследствии Романов переходил из рук в руки; по прихоти царя Ивана Грозного был даже отдан татарским мурзам, которые басурманили здесь почти полвека, пока избранный на царство молодой Михаил Романов Указом 1614 года не установил в городе царского воеводу, отобрав у татар всякую самостоятельность.

Окончательный удар по романовским мурзам нанесла императрица Елизавета Петровна, выселив их в Кострому (1760), где они образовали Татарскую слободу.

По причине ли отсутствия крепкой княжеской власти или же долговременного владычества татар, ничем не объяснимого, но жителей Романова стал отличать со временем достаточно тяжелый характер: словно не успев укорениться в истоках православной отеческой веры, романовцы на протяжении столетий кидаются из одной крайности в другую. Чем объясняется их холодность по отношению к чудесно обретенному образу Казанской Божьей Матери, явленному некоему Герасиму, родом из Романова (1588), с повелением построить для сей иконы храм — «и где будет стоять икона та, там будет обитель великая во славу и похвалу имени Ея?» Романовцы и не подумали исполнить это повеление, несмотря на многие чудеса, исходящие от Казанской Богоматери.

Когда же в 1609 году икона оказалась в Ярославле и спасла город от поляков — в ознаменование этого и была создана обитель Казанской Божией Матери в Ярославле — романовцы не преминули обратиться с челобитной к царю Василию Шуйскому, чтобы им вернули святыню, с которой они так небрежно в свое время обошлись. Патриарх Гермоген справедливо рассудил, что достаточно будет для романовцев и копии с чудотворного образа — его поместили в деревянную Никольскую (Преображенскую) церковь, а в 1758 году здесь же, на берегу Волги, выстроили каменный 5-престольный Казанский храм.

Реформы Патриарха Никона упали на романовскую землю, словно искры на сухие поленья: раскол заполыхал так — и не в образном, а в самом прямом смысле — что «огненная смерть» поглотила тысячи людей, предавших себя самосожжению.

Пошехонский и Романовский уезды держали первое место по числу добровольных смертников, так что, как повествует современник, «весь Романов в огонь и в воду был готов». Лишь трудами и молитвами святителя Димитрия Ростовского было остановлено это массовое безумие, и «развивающийся пламень по скитам водою покаяния погашен», как поется в одной из церковных песен о святителе Димитрии.

Кто бы мог подумать, глядя на возвышенную умиротворенную красоту романовских церквей — в основном все это каменные постройки второй половины XVII–XVIII веков — какая многомятежная история скрывается за этой красотой! Когда семья Груздевых вместе с другими мологскими переселенцами обосновалась на левом берегу Тутаева, из восьми романовских церквей оставалось уже шесть — Воскресенская на берегу Волги и Спасская на центральной площади им. Ленина были уничтожены, — но по сравнению с «безбожной Рыбной» Тутаев еще радовал и взор, и сердце.

И хотя бывшие романовцы, а ныне тутаевцы, встретили мологжан негостеприимно, поселив их на задворки города и заперев все колодцы на замки, мологские изгнанники сумели обжиться — здесь, на южной окраине города, на улице Крупской, возникло своеобразное землячество мологжан — борковцев: Груздевы, Усановы, Бабушкины, Кузнецовы, не менее полутора десятка домов.

Александр Иванович, тятя, уехал работать на Красный Профинтерн — он устроился по специальности в контору «Заготскот» — в помощники взял себе старшего, Павлушу. Их заработком, а также тем, что давал небольшой огород (держали