Книга Долгая дорога домой - Дайни Костелоу

этого не будет, а про нее скажут, что она плакса. Нет, плакать она не будет, а лучше всю свою энергию направит на поиски пути к бегству из этой тюрьмы. Если Жанно, Поль и Мартышка могут прожить на улицах, то она тоже сможет. А потом обязательно найдет дорогу домой, спрячется там и дождется маму и папу.

Следующее утро началось с молитвы в часовне, потом всем детям было выдано задание. Элен послали в прачечную.

Там было жарко, парно, на больших каменных плитах кипели огромные медные чаны с грязным бельем. Младшие девочки поддерживали огонь, подкладывая сухие дрова, чтобы жар не спадал. Девочки постарше, возраста Элен, длинными палками шевелили белье в этих чанах, переворачивая его в мыльной воде. Элен тоже получила такой шест, и Аннетта ей рассказала, что делать.

— Близко не подходи, — предупредила Аннетта. — А то кипятком плеснет.

Элен была очень осторожна. У нее только-только начали сходить синяки, а для бегства ей нужно было быть здоровой.

В тяжелых бесконечных трудах прошла неделя. Каждый день был похож на все прочие, и Элен потеряла счет времени. О школе вопрос не возникал. Когда она рискнула спросить у сестры Маргариты, будут ли уроки, та рассмеялась лающим смехом.

— Это еще за каким лешим? Что тебе толку от чтения и письма?

— Читать и писать я умею, — ответила Элен.

— Вот прямо и умеешь? Ну так тебе это больше не пригодится. Судомойкам нет нужды в книжном учении, — добавила она и, занявшись уже чем-то другим, закончила: — Носятся с этим чтением…

«А ты читать не умеешь, — вдруг догадалась Элен. — И писать тоже».

Почему-то ей это было приятно.

Настало воскресенье, и детям выдали чистую одежду, чтобы надеть ее в церковь. Собственную одежду у Элен забрали в то же утро, как сюда привели, и сейчас она ходила в том же сером платье, что и все приютские девочки. Ткань была грубой и шершавой, от нее чесалась кожа, но ничего другого не было.

После завтрака и уборки всех построили в две колонны, вывели через задние ворота монастыря и вот так, парами, повели за полмили в церковь к торжественной мессе. Элен оказалась в паре с Аннеттой и по дороге поглядывала в узкие переулки, отходящие от площади, и во дворы. Если действовать быстро, то наверняка можно вырваться из рядов и исчезнуть в путанице улочек… Интересно, Аннетта когда-нибудь думала о побеге? Кажется, во время пути можно было тихо разговаривать, и Элен спросила:

— Аннетта, ты никогда не думаешь насчет того, чтобы сбежать из приюта?

Аннетта поглядела удивленно.

— Зачем? — спросила она вместо ответа. — И куда?

— Домой? — осторожно предположила Элен, и Аннетта расхохоталась.

— Мой дом тут. А другого никогда и не было. Моя мать, уж не знаю, кто она, оставила меня на крыльце монастыря в корзине. — Театрально закатив глаза, она добавила: — Я дитя позора!

Элен не очень понимала, что такое дитя позора, но показывать свое незнание не хотела. Поэтому кивнула со словами:

— Прости, я не знала.

— Ерунда, — пожала плечами Аннетта, но ничего объяснять не стала, и Элен так и осталась в неведении.

В церкви детей загнали на задние ряды. На передних скамьях Элен заметила мадам Соз, но тут из ризницы показались отец Ленуар и отец Тома в сутанах, и Элен съежилась и притаилась за колонной, чтобы ее не заметили. И в течение всей службы, проповеди, причастия она лихорадочно думала: а не получится ли сбежать именно из церкви? Что, если ломануться прямо сейчас?

Она огляделась, но тут же отметила, что сестра Маргарита и привратница, сестра Габриэлла, сидят на последних скамьях, между детьми и выходом. Значит, из церкви не сбежать. Надо придумать что-нибудь другое.

Когда детей вывели на улицу и стали строить, мадам Соз подошла к ним. Она отыскала глазами Элен, но очень сильно сомневалась, она ли это. Одетая как все прочие, волосы перехвачены серым лоскутом — совсем не похожа на ту девочку, которую Агата оставила у настоятельницы.

— Элен? — спросила она неуверенно, и сердце защемило от жалости, когда девочка повернула к ней бледное лицо. При виде мадам Соз оно вспыхнуло надеждой:

— Вы их нашли? Они едут за мной?

— Пока нет, деточка, но отец Ленуар разослал письма в церкви окрестных деревень, в названии которых есть слова «Сент-Этьен», спрашивая о твоих родителях. — Она вздохнула. — Беда в том, что из-за военных действий многие письма не доходят. Боюсь, что поэтому у нас пока и нет ответов.

Элен сникла, и Агата пожалела, что вообще подошла к ней. Пожалуй, надо держаться поодаль, пока не появятся добрые вести, но ей хотелось убедиться, что у ребенка все в порядке. Однако, увидев измученную Элен, она от души пожалела, что поддалась давлению священников и не уговорила их оставить девочку в доме причта.

Тут на пороге церкви появилась настоятельница и, увидев, что мадам Соз беседует с Элен, подплыла к ним, чтобы выяснить, о чем они говорят.

— Прошу прощения, мадам, но мы не дозволяем нашим воспитанникам разговаривать на улице с кем бы то ни было, — заявила она. — И я буду вам признательна, если в дальнейшем вы не будете с ними общаться. — Она посмотрела на мадам Соз оценивающим взглядом. — Если же у вас есть какие-либо новости о ее родителях, то прошу вас ставить в известность меня, а не ребенка. В случае если ваши сведения окажутся неверными, дитя ждет слишком сильное разочарование.

Улыбнувшись Агате ледяной улыбкой, она поплыла к голове колонны, чтобы возглавить шествие.

Перед тем как завернуть за угол, Элен обернулась и увидела, что мадам Соз все еще стоит возле церкви, провожая взглядом их колонну.

Прошедшая неделя определила распорядок существования Элен. Хотя девочка по-прежнему была полна решимости убежать, пока что она стала привыкать к приютской жизни. Возможности для мытья здесь были почти нулевые, и запах, который Элен не удалось распознать в самом начале, оказался запахом немытых тел. Пища была скудной и плохо приготовленной, дети и большинство монахинь почти все время голодали, но постепенно Элен научилась насыщаться жидким супом, хлебом и время от времени картошкой с ошметками мяса или рыбы, которые появлялись на столе.

Приходили и уходили воскресенья — три их было или четыре? Но для детей в приюте Святого Луки внешний мир значения не имел. Слышалась канонада, город обстреливали пушки осаждающей армии, громче звучал ответный огонь пушек, установленных в стенах Трокадеро, но детям никогда никто ничего не рассказывал о том, что творится за стенами монастыря. Комендантский час