Книга Фабрика драконов - Джонатан Мэйберри

Под письмом стояла подпись: «Йозеф Менгеле».

Доктор Смерть.

Глава 43

Дом Воплей, остров Дос Диаблос.

Вечер пятницы, 27 августа.

Весь остаток дня Восемьдесят Второй раздумывал над тем, что же произошло там, на заднем дворе территории. Нет, не о том, что охранник пнул женщину — такое в «Улье» случалось по полсотни раз на дню, а о том, как трое Новых Людей посмотрели на сигома. Если, конечно, они его разглядели, а думается, что да. Или почувствовали. Или еще что-то.

Они, вероятно, расслышали, как он шмыгнул носом. А когда он смахивал слезы, то изобразили его движение. Почему? Что это значило? Был ли смысл у этого поступка или они как бы действовали по наитию? Восемьдесят Второй однажды подслушал Отто, который говорил, что это в них вживлено, они — мимики от природы, вроде обезьян, только посообразительней, все же ближе к человеку. Примерно так разъяснял Отто одному из докторов.

Но только ли в этом дело? Что, если тут кроется нечто иное? Восемьдесят Второй на это надеялся. Если Новые Люди способны мыслить и действовать самостоятельно, то, может, когда сюда придут американцы, им удастся вырасти из их нынешнего состояния?

Если американцы сюда доберутся. Ведь видео с охотой он послал уже два дня назад. Ужас как хотелось украдкой пробраться в узел связи и проверить свой акаунт на входящие имейлы.

А что, если техники все раскусят? Установят ли они, вернее, могут ли установить, что видео послал именно он? А если да, то что сделает Альфа? Или, вернее, что он позволит сделать Отто?

Чем больше мальчик над этим задумывался, тем страшнее ему становилось. И тем сильнее хотелось что-нибудь предпринять, чтобы как-то связаться с человеком по имени Дьякон.

Медленно клонилось к закату августовское солнце. Восемьдесят Второй сидел на полу в углу между кроватью и тумбочкой, бездумно уставясь в экран. Телевизор ему вменялось смотреть ежедневно по шесть часов на дню. Разумеется, не на свое усмотрение. Отто составил расписание и зарядил соответствующую программу на ДВД. На этой неделе были сплошь фильмы о войне. Восемьдесят Второй относился к ним более-менее неплохо; во всяком случае, лучше, чем к фильмам на секс-тематику, которой его тоже усердно пичкали. Он так и не мог взять в толк, почему и в тех и в других столько насилия. Оно было почти во всем, что для него планировал Отто. Даже фильмы с хирургическими операциями полонило насилие. Кровь, истошные вопли привязанных к столам пациентов… Зрелище отвратительное даже при выключенном звуке.

Причем закрывать глаза было бесполезно. Отто всегда задавал вопросы, требующие знания просмотренного материала. Восемьдесят Второй успел усвоить, что на вранье лучше не попадаться. Солнце уже село, но лампу он не включал. До слуха доносились разнообразные шумы. Подойдя к окну, он вслушивался в звуки, едва ли не каждую ночь наполнявшие окружающее пространство. Крики. Вопли экстаза, вопли боли; иной раз они наслаивались друг на друга, выворачивая чуть ли не наизнанку. Вопли из лабораторий и из бараков, где обитали Новые Люди.

Подумалось о том камне, из-за которого женщину пнули в живот. Ну почему, почему она не подобрала его и не взяла с собой? Вот было бы здорово оставить его себе, а может, и… использовать.

Но она бросила его в кучу вывороченной из ямы земли, не пожелав — или не додумавшись — найти ему лучшее применение. Вот досада.

Несправедливость случившегося упорно не покидала мозг, горела в мыслях, как жжет кожу брызнувший со сковороды раскаленный жир. Почему она не подумала унести камень, из-за которого над ней надругались? Что в Новых Людях мешает им заступаться за себя? Ведь их здесь, на острове, сотни, а охранников всего шестьдесят и восемьдесят три техника. Новые Люди были очень сильны, и, хотя громко кричали при избиениях, было ясно, что они могут терпеть и куда более жестокую боль (Восемьдесят Второму самому доводилось сносить порки, так что он знал, каково это, когда тебя лупцуют). Они стонали, вскрикивали, извивались и плакали, даже теряли сознание, но через считаные минуты после истязаний вполне могли возобновлять свой тяжелый физический труд. Было не совсем ясно, утрируют ли они свои страдания намеренно, отчаянно стеная лишь потому, что так угодно охранникам, а их удовлетворение было, по сути, частью того, для чего существовали Новые Люди. Эту мысль Восемьдесят Второй крутил у себя в голове на протяжении недель; собственно, и инцидент с камнем был важен по той же причине.

В снах и грезах мальчика Новые Люди в один прекрасный день дружно набрасывались на охранников и разрывали их в клочья, примерно как обезьянолюди из уэллсовского «Острова доктора Моро». Идеалом грез Восемьдесят Второго было то, как Новые Люди наконец сбрасывают с себя ярмо угнетения и расправляются с двуногими зверями. Вот бы услышать, как Дом Воплей когда-нибудь огласится такими же криками свирепого, справедливого торжества, сотрясшего «Дом Боли» Герберта Уэллса. Так что лучше бы та женская особь все же прихватила с собой чертов камень. Вечер наполнял Восемьдесят Второго таким неугасимым желанием действовать, что слоняться или валяться без дела на протяжении еще одной ночи было для него поистине невыносимо.

Он оставил комнату и по покатой черепичной крыше дополз до самого конца строения, где дождался, когда отвернется в сторону объектив камеры слежения. Восемьдесят Второй уже давно выучил наизусть каждое движение, каждый огонек камер на всей территории. Пока объектив будет смотреть в другую сторону, у него окажется двадцать девять секунд, чтобы пробраться к водостоку на той стороне крыла здания. Это получилось без труда; надо было лишь дождаться, когда пройдет свой цикл другая камера. Двигаясь пошагово, с неизменно размеренным, просчитанным терпением, Восемьдесят Второй проделал путь от окна своей спальни до того пятачка, где он сегодня сидел на крыше. Участок внизу подернули лиловые тени.

С угла крыши Восемьдесят Второй спрыгнул на ближнюю из двух пальм, ухватился в знакомом месте за ствол и легко, привычно съехал вниз. Достигнув земли, он остановился, подождал, покуда проедет мимо наземная камера, и припустил вдоль строящегося курятника к цветочной клумбе на той его стороне. На нее была набросана жирная почва из ям. Восемьдесят Второй нагнулся и напряг ночное зрение, доводя его до нужной интенсивности. Нетерпеливо роя, он в конце концов ощутил рукой твердый комок. Пальцы, стиснув, вынули из взрыхленной почвы камень величиной с куриное яйцо — черный вулканический базальт, гладкий, как стекло.

Сидя на корточках, Восемьдесят Второй повертел его в ладонях, перекочевав взглядом на веранду, где охранники после обеда рубились в домино.

Верзилу австралийца звали Картерет. Восемьдесят Второй живо его представил: вот он дремлет в своем гамаке, отупев от выпитого пива; на экране крутится порнуха, из сонно обвисших губ торчит сигарета. Образ был так ясен, будто Восемьдесят Второй и в самом деле видел перед собой этого самого Картерета.

Другая часть его мозга воспроизводила образ той женщины, судорожно скрючившейся на земле от боли, и ржание охранников, когда Картерет с презрительным высокомерием отходил, будто бы она была… даже не вещью, а вообще ничем. А то и того меньше. Камень был как раз по руке.