Книга Леха - Константин Закутаев

рука, пробитая голова и сокрушенные ребра. В любом случае, «Скорая» всех откачала. В тех случаях Леха был зрителем, завтра же предстояло стать участником. И как всё пройдет, никому неизвестно. Конечно, ощущать себя частью силы, которая сломает хребет воровскому ходу, было лестно, но не так представлял себе победитель школьных гуманитарных олимпиад свою учебу в столице Вологодской области. Не так. «С другой стороны, ты выбор уже сделал, пацаном правильным себя объявил.

Вот и живи, делай биографию».

Глава 30

Харламов заехал около одиннадцати утра. Леха, несмотря на декабрьский холод, одетый в спортивный костюм, поверх теплого свитера и кроссовок на шерстяной носок, ожидал товарища, прохаживаясь по комнате.

Вчера, вернувшись из ресторана, он застал застеленные койки, подметенную комнату и чистый стол. А также полное отсутствие следов женского присутствия. На столешнице лежал лист бумаги с стихотворным текстом.

Сон неожиданно прекрасный,

Развеял сумрачного утра дым,

Когда у ног, такой опасный,

Лежал красавчик Леша Малыгин…

Внизу мелкими цифрами был написан номер телефона. Малыгин вспомнил, что Марина с подружкой снимала квартиру где‑то в центре, и поймал волну мужской самоуверенности. «Надо будет как‑нибудь навестить, – подумалось ему, – проведать». «Если завтра всё нормально пройдет», – скользнул в ухо подлый шепоток внутреннего труса.

Полночи ворочался, заснуть получилось лишь под утро. Вместо завтрака он заварил крепчайшего чая. После пары кружек, пришел в себя окончательно.

– Ну как настроение, воин? – Харламов был как‑то по злому весел, – вернем баранов в стойло?

– Без проблем, – Леха не лучился оптимизмом, но и хорохориться в избыток не хотелось, – с собой брать чего?

– А у тебя что есть? – удивился Харламов, – нунчаки или калаш?

– Кастет, – Леха вытащил отполированный увесистый металлический ком, – как‑то у быка малолетнего в «Джеме» отобрал, всё лежал без дела. Пригодится?

– Ты чего такой кровожадный, – Дмитрий забрал кастет и сунул себе в карман, – я ж сказал, в массовке побудешь, у меня для тебя есть в машине кое‑что… Пошли уже.

Харламов был на ольгином «Мерседесе». Белоснежная немецкая машина не сочеталась с предстоящей поездкой никаким образом, поэтому Малыгин невольно улыбнулся.

– Давай, спроси меня, почему не на розовой, – усмехнулся Харламов, открывая с брелока дверцы.

– Наверное, потому что после стрелки сразу в свадебное путешествие поедешь, – юморнул Леха, стараясь скрыть ползучие нотки страха в голосе.

– На, держи, – как только они сели в авто, Харламов протянул пакет пассажиру.

– Это что? – Леха взвесил на руке, на оружие не было похоже.

– Это тактические натовские перчатки и баллон с нервнопаралитическим газом, – выруливая со двора ответил Харламов.

Перчатки действительно были крутыми. В пустынной расцветке, с утяжелением на костяшках, тугие, в обтяжку и в то же время, словно влитые в разом потяжелевший кулак.

– Перчатки эти мне Южанов подогнал, трофейные, я даже не знаю где он и надыбал их, – Дмитрий неторопливо катил по пустынным субботним улицам, – а баллончик у Ольги отобрал, она его из Австрии умудрилась привезти, сказала, что от собак. В принципе, так оно и есть. Наши все собираются в беляевском сквере. Там Саня коротко накидает диспозицию. Затем все к памятнику 800‐летия выдвигаемся, в колонну выстраиваемся и едем в парк Мира. Фаридовские на «пьяной» дороге стоять будут, если синева решит по ней свалить. Ну а дальше, как получится… Но надо быстро.

Оба замолчали и не сказали ни слова друг другу, пока не подъехали к парковке у памятника космонавту Беляеву. Скопище разномастных автомобилей обнаружилось за памятником, в тупиковом переулке с которого начинались пешеходные дорожки в сквер. Приехавшие кучковались в глуби массива обветшавших деревьев, безжалостно обтаптывая, выпавшую за ночь, легкую снежную порошу. Леха поразился количеству, он не верил, что Травников за столь короткое время сможет поставить под свои знамена столько бойцов. У знаменитого алиевского саженца собралось не меньше шестидесяти человек, при этом в человеческую массу все ещё вливались крепкие молодые люди, подходя с разных направлений. Леха узнал вчерашних участников «совета в Филях», к тому же двухметровый Роман возвышался над столпотворением на голову. Почти все парни сохраняли на лицах нейтральное выражение, явно не понимая такой ажиотации в небольшом скверике. Однако все они были одеты не для выхода в Мариинский театр. Большая часть в плотных куртках, спортивных штанах, многие были в армейских бушлатах. Часть молодых, совсем юных пацанов выделялись из толпы единообразными куртками от маскхалатов и скатанными на макушках вязанными подшлемниками. Скорее всего, это и были курсанты из школы ФСИН, анонсированные Травниковым в качестве дополнительных сил.

– Все подошли? – Травников был без привычной вальяжной уверенности, сух и сдержан.

Ближайшие к нему старшаки молча кивнули. Леха стоял во второй или третьей линии, Харламов занял место рядом с лидером. Малыгин поразился изменившейся фактуре своего друга. И без того жесткая линия подбородка словно закаменела. Прищур глаз не обещал ничего хорошего, а атлетичная, высохшая в застенках фигура казалась высеченной из гранита. Что‑то отстраненное появилось в его взгляде.

– Парни, многие не знают по какому поводу общий сбор, – Травников говорил негромко, слушатели невольно сплотили ряды, сомкнувшись плотным кольцом, – а многие уже догоняют. Пора забыть все наши качели по мелочам и порешать один конкретный вопрос!

Несколько человек вокруг Малыгина одобрительно закивали, другая часть продолжала заинтересованно вслушиваться.

– Почти все мы пересекались с этими макаровскими упырями, – продолжал Травников, явно ощущая в своих словах поддержку, – сначала они нас учили жизни, потом свои синие рыла совали в наши дела. Крысили с общего и дали зеленку цыганам на торговлю наркотой!

– Да… Было… Было…

Прокатилось нестройно по рядам.

– А потом они охерели ещё больше, – Травников не распаляя себя, разжигал злобу в аудитории, – спелись с ментами и загнали все наши точки и наши кабаки под мусорской пресс! Нас лупили мусора, трюмили лежачих омоновцы, а эта плесень синяя дула траву и ловила смехерочки!

Он обвел паству тяжелым взглядом.