Книга Могуто-камень - Эмма Роса

проведенные в злополучной квартире, окончательно разорвали устоявшийся порядок его жизни и погрузили в хаос. Все шло кувырком. И чтобы не свихнуться, он решил просто делать то, что должен — спасать Гошу. Он положился на свою интуицию, а она кричала, что это правильно. Мелькнула слабое видение нежного девичьего взгляда младшей дочери Павлыча. Мелькнуло и растворилось, а потом и вовсе забылось.

— Это какой-то цех, — рассказывал агент по имени Иннокентий.

Кларисса фон Райхенбах лежала тут же. Показатели ее были в норме, если верить Павлычу, который сразу приложил на запястье какой-то датчик.

— Отто Рудольфович Кауфман, — продолжал агент. — Я так и не понял, то ли он ученый, то ли псих.

От этого имени у Войцеха забегали мурашки. Если он с голодным оком сотворил такое, то что будет с Гошей, проведи она у него хотя бы час.

— Надо торопиться, — сказал он. — Это тот самый упырь, я уверен!

— Упырь, говоришь? Очень может быть, — сказал Иннокентий. — Во всяком случае, похож.

Но Павлыч уже подсоединился к сети через радио и искал адрес. Через минуту он вывел на кухонный стол карту города и указал место — прямо за заброшенным дачным поселком “Фантом-2” тянулись цеха бывшего электромеханического завода, на котором когда-то и работал Отто Рудольфович инженером.

Павлыч достал из кармана голодное око.

— Верочка, доставьте мой чемодан номер три по адресу… — и он продиктовал адрес.

Сами они прибыли на место через двенадцать минут. Иннокентию Павлыч запретил ехать с ними.

— Позаботься о даме, — сказал он. А потом бегом к Санычу, на карантин.

— Зачем ему на карантин? — спросил Войцех, когда двухместная коробушка на трех колесах — та же самая или другая — черт ее разберет — несла их по ухабам заросших дорог пригорода.

— Не могу знать, что делает сейчас этот Кауфман с Гошей, но агенту он ахно-волны вскрыл. Ты разве не почувствовал?

— Я списал это на остаточную энергетику от прыжка и Клариссу. Меня мутило.

— Энергия в нем сейчас бушует, как шторм. Это продлится дня три, прежде чем он начнет ее понимать и возьмет под контроль. По себе знаю. И лучше, если рядом будут люди, которые знают, что с этим делать. Это довольно опасно и для него самого и для окружающих. Но тебе не об этом сейчас надо думать.

Они вышли у ворот в кирпичном заборе, окружавшим завод. Павлыч легко совладал и с замком, и с защитой, и уверенно привел к одному из цехов, от которого остались только стены — крыша и внутренности так выгорели, что до сих пор даже бешеный огурец не кинул сюда свои споры. У черного провала, где когда-то раньше был вход стоял аккуратный саквояж из темно-коричневой кожи, немного потертой, но крепкий, с блестевшими медью клепками.

Павлыч торопился. Причпокнул Войцеху на локтевые сгибы и за ушами студенистые пуговки, похожие на слизней — датчики. Они тут же больно присосались, кожа под ними зачесалась. Войцех поморщился, но промолчал.

— Один из датчиков будет вести обратный отсчет времени. Второй — считывать жизненные показатели, я смогу отследить твое самочувствие. В третьем заложена доза энергетика — впрыснет сам при необходимости. Четвертый держит связь с могуто-камнем и питает тебя для прыжка, — он похлопал по необработанному сапфиру размером с кулак.

Павлыч опрыскал его штаны и куртку серой пылью из балончика, которая покрыла одежду и впиталась, надел перчатки на руки и балаклаву на лицо. И тоже щедро опрыскал. Закапал глаза какими-то каплями.

— Там сейчас пожар, — коротко инструктировал он. — Можешь смело идти в огонь — это защита. Твоя задача проникнуть в цех и вытащить… черт! Как ее?!.. Гошу, в общем. Положишь ей в рот вот это, вторую возьмешь сам, — он сунул в карман две таблетки размером с монету. — Это позволит дышать, но у тебя восемь минут! Больше не получится. Кауфмана не трогай. Я не получил подтверждения его смерти. Понимаешь?

Войцех кивал. Он был сосредоточен и внимал каждому слову. Насчет Кауфмана у него было другое мнение — при одной мысли о том, чему он подверг бедную девушку, пусть и нарушившую закон, руки сами собой сжимались в кулаки.

— Он может быть жив или нет. И то и другое объясняет его появление в “Фантоме-2”. Ты с этим разберешься. Потом. Сейчас важней всего она. У тебя не будет помощников, связи, оружия. Так что без геройств.

— Обещаешь, что мы поймаем его? — спросил Войцех.

— Обещаю. Живого или мертвого. Ты поймаешь. Сам. У тебя десять минут.

Он нажал кнопку со стрелочкой на маленьком пульте и поспешно добавил:

— Я говорил, это не очень хорошее оборудование. Будет непри…

Но Войцех уже не слышал — его накрыла боль.

Она возникла внезапно и везде, пронзила каждую его частичку. Войцех не мог дышать. Так продолжалось до тех пор, пока в глазах не потемнело. Он почувствовал, что падает на колени, его пригнуло к земле и он нырнул в темноту. Лишь ритмичный стук в правом ухе удерживал его связь с жизнью. Будто сердце стучало. Тук-тук-тук.

За это “тук” он зацепился и вытянул себя из мрака. Оказалось — это тикал обратный отсчет, стремительно сокращая время.

Боль отступила так же внезапно, как появилась. Войцех вздохнул полной грудью и закашлялся — едкий, химический дым наполнил легкие. Он сунул таблетку в рот и огляделся. Очнулся он в том самом месте, с которого стартанул: метрах в трех от входа в цех. Дым вырывался из открытых дверей клубами. В паре метров от него ничком лежал мужчина. Видимо, Кауфман, — думал Войцех на ходу.

Он ринулся внутрь.

— Осталось восемь минут — прошелестел в ухе женский голос.

Верочка? Показалось или действительно она?

Огня он не видел из-за непроницаемого дыма. Рот наполнился ледяным ментоловым воздухом, а глаза непрерывно слезились, защищая от раздражения. Он шел наугад, натыкаясь на какую-то мебель, обходил очаги огня. Он действительно не чувствовал ни жара, ни дыма. Но когда наткнулся на тело женщины, пожалел, что не захватил с собой хотя бы балончик с серой пылью. Он засунул ей в рот таблетку. Сквозь непрерывные слезы он видел все как сквозь окно, по которому стекает ручьями дождь.

— Четыре минуты, — прошептал голос.

Войцех поднял тяжелое тело, взвалил его на себя и пошел назад. Во всяком случае, он верил, что он идет назад, доверился внутреннему чутью. Через минуту свежий воздух закончился, и он проклял свою глупость. Едкий дым пробрался в ноздри и в рот, пришлось натянуть балаклаву на нос. По тому, что он стал обливаться потом и