Книга Орел и Ворон - Даниил Сергеевич Калинин

Когда тот, кто сражается рядом

Становится словно семья,

Нет лучшей судьбы награды,

Чем жизнь положить за други своя.

Чем выше солнце, тем сильнее палит… Наезженная и вытоптанная в поле колея (это вам не римские магистрали, мощенные булыжником!), гордо именуемая Тимофеем дорогой, кажется бесконечно серой и пыльной, а небо на контрасте — невыразимо голубым. В сторону же от «дороги» и до самой гранится леса при легком ветерке колышутся ржаные колосья… Наверное ржаные, я в зерновых культурах не силен. Однако же посевы сменяются напрочь вытоптанными, а где и выжженными участками — кто-то из крестьян сумел остановить огонь, и наверняка с огромным трудом. А кто-то его разжег, смачно наплевав на чужой труд — и на то, что обрекает местное население на голодную гибель…

Сотник раздраженно ругнулся.

— Воры балуют. Ни себе, ни людям жить не дают! Когда же мы этих гадов передавим?

— Скоро, друг мой. За этим мы и здесь…

Через какое-то время у небольшой березовой рощи мы увидели тело лисовчика — судя по внешнему виду, из черкасов. Он оказался повешен на ветке раскатистого дуба; птицы сделали невозможным разглядеть лицо несчастного.

Хотя несчастного ли?

Тимофей угрюмо посмотрел в сторону вора, а потом неожиданно произнес:

— Может, хотя бы похороним? Все-таки при жизни ведь крещеным был.

Я отрицательно покачал головой:

— Время, друг мой. Время. Да и чем ты копать собрался? Засапожным ножом и моим кинжалом мы будет рыть могилу целый день. Зачем оно нам? Как жил, так и умер… Зато те, кто убил его, могут принять нас за товарищей вора! В конце концов, прошлых наших жертв ты не шибко жалел хоронить.

Стрелец помрачнел еще сильнее. Видимо, я невольно задел за живое — хотя раньше казалось, что Орел нисколечко не горевал об убитых нами ворах. Быть может, проведенное в монастыре время повлияло на его взгляды к убитым врагам? Такое благородство похвально — но как по мне, мертвым разбойникам уже все равно…

К полудню солнце стало печь еще страшнее, набрав небывалую мощь! Даже дыхание затруднилось, а над дорогой повисло марево… Кроме того, откуда не возьмись налетела мелкая, приставучая мошкара, принявшаяся допекать и лошадей, и нас сотником. Фляга опустела уже наполовину, по пути нам не попалось ни одного приличного водоема с проточной водой (пара обмелевших крестьянских прудов не в счет), а небо продолжает оставаться чистым и безоблачным…

Рассчитывать на спасительный дождь не приходится.

Так что платок мой на голове очень кстати! Он прекрасно защищает от палящих лучей — не зря морские волки носят его постоянно. В штиль и жару без него точно было бы не выжить…

Море.

Вот бы сейчас окунуться в прохладные соленые волны. Да еще и с Викторией!

Я улыбнулся своим мыслям — эх, прекрасные мечты…

Но ничего. Половина пути пройдена, а возвращаться всегда быстрее. И чем быстрее мы вернемся, тем быстрее я окунусь в Волгу! Пусть и не море, зато закаты у реки — просто невероятной красоты!

Вскоре вдали от дороги показалась небольшая деревушка. Местные высыпали на дорогу — вначале дети, затем поспешающие завести их обратно бабы и старики. Мужиков я увидел всего троих — и те держали в руках широкие плотницкие топоры, заводя в избы жен и деток. Старики же остались стоять на околице.

— Здорово дневали, люди добрые! Не найдется ли у вас колодца, воды набрать?

Вперед вышел седой как лунь старец, ссутулившийся и весь какой-то иссушенный — толи непосильным трудом, толи бедами, обрушившимися на его деревню.

А может, и все вместе…

— И вам исполать, добры молодцы. Колодец чуть впереди увидите.

Тимофей обернулся ко мне и дал знак следовать за собой. Направив Стрекозу вслед Угольку сотника, я догнал его уже у колодца.

— В седле оставайся, немец. И руки держи поближе к пистолям — а то мало ли… Может, местные черкаса того-то и прихлопнули. Хотя вряд ли конечно — если бы видели, наоборот бы спрятали да закопали. Иначе налетят лисовчики, да пожгут деревню в отместку…

Также тихо, в тон стрельцу, осторожно меня предупредившему, я ответил:

— Так может, предупредим?

Орел согласно кивнул, одновременно с тем скрипя воротом:

— Конечно, предупредим. Дай только воды спокойно набрать, а то вдруг неправильно поймут нас.

Достав деревянное, стянутое железным обручем ведерко, сотник принюхался, пытаясь, видно понять — не потравлена ли вода. А то вдруг селяне куски тел неудачливых воров туда бросили, для себя оставив иной колодец — а воду из этого предлагают теперь смахивающим на литовцев или ляхов путникам? Хотя ведь всплыли бы давно останки-то — да и вонь стояла бы…

Пригубив немного влаги, Тимофей одобряюще кивнул:

— Чистая вода, хорошая. Ничем не отдает! Давай-ка бурдюк свой…

Я подал флягу и стрелец быстро ее наполнил, как и свой бурдюк, после чего от души напился прямо из ведерка, широко ливанув себе на грудь и за шиворот.

— Ух, хороша! Держи «чарку» немец, испей!

Всю дорогу я вполне себе стоически терпел жажду — но сейчас, видя, как жадно пьет товарищ, щедро обливаясь драгоценной влагой, я почувствовал сильнейшую жажду! Дважды просить меня не пришлось — и как только Орел подал мне ведерко, я от души напился вкусной, прохладной воды, почитая ее сейчас едва ли не самым вкусным питьем на свете!

Осушив ведерко до последней капли (также щедро облившись, как и мой соратник), я вернул тому ведро. Стрелец же начал набирать вновь, приговаривая про себя:

— Сейчас родимые, сейчас попьете…

Спустя несколько минут напоены были и призывно ржущие лошади, почуявшие близость воды. Беднягам четвероногим, посменно несущим нас на себе, приходилось еще сложнее… Наконец, вылив в траву остатки воды, недопитой кобылками, стрелец опустил ведро в колодец, после чего взлетел в седло — и громогласно крикнул, обращаясь к держащимся поодаль старикам:

— По дороге к Ростову, в трех верстах пути от вас висит на дереве черкас. Вы бы сняли его — не дай Бог лисовчики налетят, заприметив убитого. Виноваты вы или нет — всех, кого успеют, пожгут да порубят!

Старики, однако, ничего не ответили, все также настороженно косясь в нашу сторону, и Тимофей, раздраженно махнув рукой, пустил Уголька вперед.

— Слышь, Себастьян… Как доедем до князя и передадим благословение, да дары старца, буду я тебя настоящей рубке учить!

Я удивленно хохотнул:

— Ничего себе предложения! Интересно, конечно, но мне ведь нужно будет ваших рейтар учить из ваших детей боярских. А ты