Книга Советская эпоха в мемуарах, дневниках, снах. Опыт чтения - Ирина Паперно

«телевизор лучшей друг в комнате»

Как ясно из Тетрадей 2 и 3, в 1980‐е годы телевизор играл все большую роль в ее жизни. Живя одна («сижу в четирех стенах сама и жду смерти», 151), она воспринимает телевидение (и радио) как средство социализации и источник эмоций:

Одиночество страшное дело да спасибо человеку который выдумал Телевизор, радиво. Я включила радиво этого мало, я включила и Телевизор говорить на всю комнату кричит и там и там как бутто-бы, у меня в комнате много людей да еще по Телевиденю передавали концерт песни и танци хоровые я стала подпивать, ох лехка лехка коробушка «коробейники» и мне стало весело на душа… (166–167).

Постоянно присутствуя в ее жизни, телевизор становится лучшим другом: «телевизор лучшей друг в комнате» (188).

Однако, как ясно из повествования, телевизор не всегда улучшает ее настроение и не всегда действует в ее интересах. Она описывает и ситуации, когда телевизор вызывает болезненные чувства, возвращая к военным травмам. В одном таком случае просмотр фильма о войне привел к серьезным последствиям:

Смотрю кино. Отряд (специального назначения) исильно заболела как увидила из машины гнали людей в нательном белье, и все кричать люди плачуть разнымы голосамы, а палачи гонят выдать на убийство ростреливать, вспомнила 1941 год Войну Немецкую с Союзом. Все мои муки роскрилися, Павель Зиберт офицер Кузницев работал в Германии и его соучасница Валя как оны дрожали я сочуствую им, но оны знали хорошо немецкий язык, но мне соседи вызывали скорую помощь я лежала в постели четире дня, была потрясена нервная система но я стараюся выключать Телевизор когда передают такие передачи и несмотрю их (231).

Эта надпись показывает, как шаг за шагом Киселева вступает в пространство войны, изображенное на экране. Она сочувствует героям фильма, испуг которых ощутим для нее («все кричать люди плачуть разнымы голосамы как оны дрожали»). Соединение двух местоимений и двух глаголов в одной синтаксической конструкции («как оны дрожали я сочуствую им»), характерное для устного повествования, выражает и слияние эмоций двух субъектов – героев фильма и зрителя. Художественный фильм о Великой Отечественной войне, который она смотрит, «Отряд специального назначения» (1987), показывает, как «офицер Кузницев» (Кузнецов), работающий на оккупированной территории под именем «Павель Зиберт» (Пауль Зиберт), и его сотрудница «Валя» преодолевают опасности, но сама Киселева испытала такое нервное потрясение, глядя на экран, что соседи вызвали ей скорую помощь и она четыре дня пролежала в постели.

В той же записи Киселева описывает, как она смотрит политическую передачу о переговорах между Советским Союзом и Соединенными Штатами о ядерном разоружении; и в этом случае она интенсивно сопереживает людям на экране. Телевизор – источник эмоций – связывает пережитое военное прошлое с настоящим, включая одинокую женщину в историко-политическое пространство.

«спасите страшный суд»

Как и для многих ее современников, для Киселевой память о пережитых во время войны ужасах проецировалась в будущее, как страх новой, атомной, войны. Мысль о том, что пережитое может повториться (поощряемая советской политической пропагандой), и притом повториться в еще более интенсивном страдании, создает постоянный экзистенциальный фон ее жизни. В дневниковой тетради, думая о предстоящей смерти, Киселева пишет об этих страхах в прямой связи с просмотром телепередач, причем она переживает страх и боль как вскрытие старых военных ран:

Проходят дни и неоглянешся а вже скоро умирать, но нет умирать нехочится, а тут по Телевизору говорят что Картер подтянул свое ядерное оружие поближе до наших рубежей, вот другой Гитлер проклятый, розкриваются раны аж у серце колить… (159).

Она возлагает надежду на спасение на нынешнего советского руководителя, Леонида Ильича Брежнева, и высказывает желание, чтобы он (уже старик) был бессмертным:

Мне так нехочится что-бы Лионид Илич умирал, он уже старинкой мне хочится чтобы он был бесмертной… (156–157).

В конце второй тетради (как и в конце первой) Киселева помещает себя перед телевизором. Воспроизводя официальный советский дискурс угрозы ядерной войны со стороны США и отождествляя президента Картера с Гитлером, она вновь вспоминает бой за свою деревню и рисует поле после боя в символических образах – как картину Страшного суда, заканчивая на апокалиптической ноте:

…сколько после боя набитых людей было, што овцы лежать после пасбища отдыхают, хлопцы радисты Немецкии и Наши хто еще живой а раненые кричать спасите страшный суд (184).

Вторая тетрадь завершается сообщением о смерти Леонида Ильича Брежнева (которого она мечтала видеть бессмертным) 10 ноября 1982 года, переданным по телевидению, что вызывает у нее острый страх и ужасные предчувствия:

как у меня заболело серце охватил меня страх. забилося серце невольно полилися слезы, что типерь будит, пуганая Ворона каждого Куста боится, мне кажится будит страшное (185).

Но вскоре Киселева понимает, что жизнь продолжается. Когда в третьей тетради она описывает нового руководителя, Михаила Сергеевича Горбачева, то вновь проявляет тенденцию приписывать главе советского государства – с которым благодаря телевизору она делит пространство своей комнаты – ответственность за свою семью, и все это – в рамках постоянного страха новой войны, которая отправит мужчин (сыновей и внуков) на фронт:

Я когда умер Брежнев, плакала и говорила что мы будим делать без такого Руководителя как Брежнев. А оно еще лучшие есть люди какой умница М. С. Горбачев дай ему бог здоровя всигда молюся Николай угоднику святому и прошу прощения у него и здоровя хотя у Церкву и не хожу. у меня 5 мущин два сына и три Внука недайбог Войны сколько слез, непереживу я больше чем уверена, пойдут назащиту родины все пять, и старие и малые, желательноб что-бы не было Войны (218).

Высказывает она и упрек прежнему вождю, Сталину, за доверчивость и благосклонность («Сталин был доверчив и милостив»), в силу которых он не верил, что Гитлер может напасть на нашу страну вплоть до рокового дня 22 июня 1941 года (136). Вновь и вновь нынешний руководитель страны выступает в роли спасителя семьи и народа перед лицом угрозы новой тотальной войны.

Тон политического апокалипсиса доминирует в ее записи, когда Киселева смотрит по телевизору визит Горбачева в США 8 декабря 1987 года. (Эта запись занимает важное место в третьей тетради.) Самый вид президента Рейгана (по выражению его лица она решает, что он считает себя и своих людей бессмертными) вызывает у нее мысль о будущей войне:

…немогу смотреть на него рожу он думает что он останитца вернея его люди жывы, нет, если пойдет на нас Войной, всярамно погибнут все, увесь земной шар. Говорят что у нас в СССР, 45 атомных станций будим дратца до последнего мы тожет умеем воювать мы уже ученые Хотя он думает что у него в стране есть подземные города а я так слухала долго оны прожывут, вопервых земля не будет родить 10 лет, чем люди будит питатся жить будут просить смерти которие останутся жить больше ничиво а жизни небудит какие руководитель С. Ш. А. глупие подумалиб свей умной головой, зачем Войны но наш руководитель Горбачев борится совсей силы что-бы небыло Войнов… (230).