Книга Не драконьте преподов - Ольга Коротаева

— Колючка… — начал было Семёнов, но я покачнула головой.

— Не надо, Артём. Пусть уже тайное станет явным. Скоро мы уйдём, и в этом мире всё станет как прежде.

— Куда уйдёте? — раздался взволнованный голос Терана.

В следующее мгновение я увидела и его прекрасное лицо. Глаза с вертикальным зрачком так сияли, что хотелось любоваться ими вечно. Но времени у меня не было.

— Смотрите! — воскликнула Адалин и ткнула пальцем в сторону арок. — Что-то происходит…

— У меня в глазах двоится? — отшатнулся Тёмный. — Всё будто волнами плывёт.

— Я всё хорошо вижу, — возразил ректор Воун.

— Николь Киселёва! — позвал Ридс.

— Мне тоже кажется, что всё в порядке, — подал голос Дейс. Заметив меня, он покосился на разломы. — Только свет снова обрёл новый оттенок. Теперь он выглядит жёлтым. Раньше такого не было. Как и синего… я уже ничему не удивляюсь, но хотелось бы понимать, что случится.

— Что и ожидалось, — ощутив слабость и сонливость, прошептала я. Осев на пол, глянула на Артёма. — Помнишь, так было и в кабаке? Мы будто заснули…

— Элин Диас! — вскрикнул Теран, но я лишь беспомощно всхлипнула.

«Не надо, не зови меня так…»

— Мы возвращаемся? — занервничала Адалин. — Но я не могу… Не хочу! Как это вообще произошло? Мы ведь даже финал не успели провести!

— И не нужно, — слабо улыбнулась я. — Теран провёл онлайн-трансляцию интервью с гостьей из другого мира. Теперь информация о том, что разломы не опасны, распространяется как компьютерный вирус.

— Апельсинка! — рявкнул Ридс, и я собрала последние силы, чтобы приподнять голову. Наши взгляды встретились, и его губы шевельнулись. — Не уходи…

Это было последнее, что я услышала. Кроме жалобного поскуливания ноара.

Глава 43. Жить ради любви? Не в этом мире.

Встрепенувшись, я только сонно оглядела полный закуски стол, как голова внезапно взорвалась от чудовищной боли.

— Ай! — Я сжала её, будто не давала развалиться.

— Колючка, — услышала тоскливый стон. — Финал! Финал, Колючка…

— Мама? — покосилась я на парня, вид которого показался мне почти забытым. — Ты ли это?

Машков схватился за грудь и уныло ответил:

— Не уверен…

— Мы вернулись, — раздался тихий голос Семёнова. — Что-то определённо сработало.

Артём поднялся и, покачнувшись, свалил один из бокалов. Жидкость разлилась по столу и забарабанила крупными каплями по полу. Друг не обратил на это внимания и помог встать мне. Бледное его лицо выглядело спокойным, но глаза казались потухшими. Убедившись, что я не упаду, Семёнов схватил Максима за руку и дёрнул на себя.

— Идём. Надо найти ректора и его жену.

— Зачем? — массируя виски, шепнула я. Надежда больно кольнула в груди. — Чтобы вернуться?

— Чтобы убедиться, что это не иллюзия, как случилось с Мамой.

— Всё правда, — прохрипел Машков и скривился. — Тогда ничего не болело. Сейчас голова ноет так, будто я пробивала ею стену между мирами!

— Пробивал, — машинально поправила я.

— Какая разница? — отмахнулся Максим.

И похромал к двери, за которой оказался пустой тёмный коридор. Обоняние дразнили аппетитные запахи, издалека звучала музыка, и иногда раздавался смех.

— Кажется, это тот самый кабак, откуда мы попали к драконам, — предположил Максим. — Я же права?

— Столько времени прошло… — Пожала я плечами и печально добавила: — Что ты привык думать о себе как о девушке.

— Миу. — К нам подбежало чёрное создание.

Семёнов подхватил кошку на руки.

— Наша же! — Друг восхищённо посмотрел на меня. — Ты была права, Колючка! Мы вернулись в тот день, когда и пропали.

— А что если мы успели до момента, — встрепенулся Машков и глянул с тревожной надеждой, — когда состоялся ритуал по древней книге? Айда в подвал!

Он неожиданно сорвался на бег, а мы с Артёмом переглянулись.

— Мама, стой! — заорал Семёнов и бросился догонять Максима.

Я же, покачиваясь от слабости и держась за стену, побрела за ними. Сердце колотилось от надежды и страха. Машков явно решил повторить ритуал! Он хочет вернуться… А я?

Нет!

— Вот же идиотка, — глотая слёзы, шептала я. Попыталась убедить себя: — Подумаешь, чужое тело! Если подумать, я уже к нему привыкла. Да так, что этим еле пользуюсь…

Хоть в груди болело так, что я едва могла дышать, я ни за что бы не согласилась добровольно украсть чьё-то тело. На чужом горе счастье не построишь.

Даже в другом мире.

Это и хотела сказать Максиму.

Ступеньки оказались сущим наказанием, но я мужественно преодолела это испытание и распахнула дверь в подвальное помещение, где в прошлый раз мы согласились на ритуал. Мне открылась фантасмагорическая картина, пригвоздившая меня к месту.

Наш ректор Носов, вцепившись в старую книгу, сопротивлялся изо всех сил Машкову, который пытался её отобрать. При этом Егор Ильич скалился и шипел, как старый кот. А Максим визжал:

— Пустите! Это моя книга… Филечка, я вернусь к тебе!

Семёнов же совал царапающуюся кошку женщине, которая притворялась официанткой.

— Всего один коготь! Вы же можете! В прошлый раз у вас прекрасно получилось. Посмотрите на Колючку! Она любит дракона, а он в том мире…

Раздался треск, и книга развалилась на части. Разлетевшиеся по всему подвалу листы напоминали крупные снежинки. Одни легли на пол, несколько затянуло вытяжкой в печь. Остолбеневшие на миг Носов и Максим очнулись и кинулись собирать их. Только мой друг искал тот самый ритуал, а Егор Ильич, хватая бумагу, швырял в огонь.

— Не позволю этому повториться! — рычал мужчина. — Тебя бы посадить в кота и заставить вылизываться, а потом отдать чокнутой бабке и принудить ночами рассказывать анекдоты… Нашли кота учёного!

— Филечка! — всхлипывал Машков и вытирал мокрые щёки старинными заклинаниями. — Филюшечка…

Я же смотрела только на ведьму. Она казалась спокойной и лишь немного заинтересованной. Ярости, которую я ожидала увидеть, не было и в помине.

— Где же то самое?! — взвыл Машков и вцепился Носову в бороду. — Лист сгорел… Ваша вина, ректор! Как мне теперь вернуться?!

Я прикусила губу, сдерживая подкатившие к глазам слёзы. Разумеется, заклинание исчезло. Думаю, его не было в книге. Петля, которую мы совершили в пространстве и времени, стёрла строки… Так и должно было случиться.

Можно сказать, ничего и не было.

Ничего уже не вернуть. Оставалось лишь жить дальше.