Книга Визит нестарой дамы - Мария Арбатова

– Давай-ка винегретиком заешь, – завозился Димка с тарелками, – а то нажремся раньше времени, все кино провалим. А чего ж ты перед Тихоней ножом махал?

– Пьяный был, обидно было, что не я точку поставил, да кореша завели пошуметь.

Мы никогда с Пупсом мужем и женой не были. Спали вместе и все. Так я со многими спал. А замужем она была за собственной мамашей, мне там места не было. Мы трахаться – мамаша тут же в дверь стучит, то ей чаю, то ей форточку, то у ней тоска. У папаши своя жизнь, тусня по командировкам, а мамаше делать одной не черта, интересов нет, подруг нет. Одна работа – целый день умирать да дочку жучить. Я только с Ольгой понял, что такое брак.

– И что? – неказисто спросил Димка.

– Это когда в нашу близость, ну, не только в койке, а вообще, никто и никогда не сунется. Я ведь пил с Пупсом. Мне если с ней не пить, вообще непонятно, что делать. Целый день одни сплетни, понимаешь, этот туда, этот с тем. Понимаешь, сплетни, как строительный душевный материал, у матери ж ничего другого нет, а им нужна совместная эмоциональная жизнь. И такая человеческая недоразвитость! Дочку жалко. Что с Пупсом мать делала, то теперь Пупс с дочкой вытворяет. Чё тут у тебя в винегрете такое, это есть-то можно?

– Креветки.

– На хрен их в винегрет сунули, их с пивом едят.

– Не учи отца делать детей. Чего ж пришел, не пойму?

– Да докричаться хочу. Вдруг услышат? Они ж себе такое наврали, такое сверху наклали, что как из-под двух перин мир видят. Хочется мне докричаться. Мне это важнее денег. Так-то, Лжедмитрий!

Мне как-то стало не по себе, мы всю жизнь Ваську за придурка держали, а он все очень даже неплохо сообразил.

– Ну, я ничего прикинут? Похвали работу имиджмейкера, – попросил Димка.

– Нормально. Я токо это слово не люблю. Не русское оно, – хрустнул Васька огурцом.

– Так и образ создавать дело не русское, – возразил Димка.

– Много ты понимаешь! Помнишь, я по комсомольской части рубил?

– Ну был такой позор, – хихикнул Димка.

– Так вот, мы должны были съезд приветствовать, под советскую молодежь косить. – Васька опрокинул в себя стопку водки. – Выгрузили нас у Кремлевского Дворца колонной из автобусов, ботиночки тоненькие, шапок нет, мороз десять градусов. Автобусы свалили. Стоим полчаса, час, полтора часа. Уже ничего не соображаем от холода и уйти некуда, все закрыто, все оцеплено. И тут нас впускают, врываемся мы в таком состоянии в зал, где делегаты, телекамеры. А на трибуне старый поц орет: «Вот она, наша смена! Посмотрите на эти румяные лица, на эти горящие глаза!» И музыка, там типа марша энтузиастов… Смотрю я на своего соседа, Гришку, а он с утра серый был с похмелюги, а тут у него – американский румянец, глаза от мороза слезятся, взор безумный, руки дрожат волнительно, ну чистый агитационный плакат. Я потом старшего по ЦК ВЛКСМ спрашиваю, мол, какого хрена нас из автобуса на полтора часа раньше вытряхнули? А он говорит, инструкция была, поправить ребятам внешний вид, чтоб орлы в зал влетели, чтоб оптимизм в каждой клетке гудел! А ты говоришь – имиджмейкеры!

В видике раздался звонок.

– Представляешь, Ёка тоже раньше времени! – пожаловался Димка мне.

– С ума вы все тут сошли, так рано! – воскликнул он на экране. – Уж ты меня, Васька, не выдавай!

– Да тут уж не до тебя будет! – проворчал Васька, начал поправлять костюм и изо всех сил принимать раскованную позу.

Появилась разодетая Ёка, кивнула, обозрела стол, начала что-то двигать и поправлять на нем, доставать что-то из сумки и добавлять.

– Дура! Всю эстетику попортила! – зашипел Димка перед видиком.

– Ты это, Динка, полотенчик тащи, я на юбку положу. Костюм дорогой, – сказала Ёка, охорашиваясь, присела возле Васьки, достала пудреницу и начала подновлять макияж. Димка исчез из кадра.

– Ну ты, мать, оттопырилась! Глазам больно! – заметил Васька.

– Спецуха. Рабочая одежда, – ответила Ёка.

– В зоне-то попроще шьют, – нарывался Васька.

– А ты не каркай! Я тут тебя по телику видела в «Российских университетах». Я бы тебя за такие тексточки сама посадила.

– Что ж тебе так не понравилось? – нахохлился Васька.

– Да вот это все про русских… Много больно про русских!

– Русские тебе не нравятся? – с пафосом вопросил Васька.

– Нравятся. Только я ведь сама-то не русская. Дай тебе власть, ты меня в двадцать четыре часа выселишь. А я другого языка не знаю и знать не хочу! На вас, русских, пашу, еще и гадости про себя по телевизору слушать должна, – возмущалась Ёка, рисуя контур губ карандашом.

– Ты не на нас, ты на себя пашешь! Ты здесь цветешь, потому что у тебя менталитет другой. Ты среди своих на хитрожопости бы так высоко не прыгнула. Историю надо изучать, этнографию, – вальяжно вещал Васька.

– Дурак! Я здесь ассенизатором работаю, пока вы, русские, пьете да жалуетесь. А как мы экономику разгуляем, на ноги все поставим, тут вы и прибежите с большой ложкой.

– Чего ты там на ноги поставишь? Последнее разворуешь да за границу спустишь, – не унимался Васька.

– Хочешь эксперимент? – прищурилась Ёка.

– Ну? – напрягся Васька.

– Тебе ведь в твоей науке гроши платят?

– Ну?

– Давай я тебе в три раза больше платить буду, но чтоб никакой русской идеи!

– На моем учреждении пока красный фонарь не висит, – отрезал Васька.

– Ничего, – успокоила Ёка, – подожди годик, развернусь с делами, повешу.

– Это я развернусь с делами, и поедешь ты на историческую родину, – парировал Васька.

– А у меня нет исторической родины! – выкрикнула Ёка.

– А мы тебе ее назначим! – заорал Васька. В комнату вошел Димка и протянул Ёке полотенце.

– Я не понял, это они так прикалывались? – спросил Димка меня.

– Это так в натуре, – огорчила я.

– Зоопарк! – заметил Димка.

В видике все переполошились на звонок в дверь. Димка пошел открывать. Ёка придвинулась к Ваське, он положил лапищу на ее руку.

– А ты правда похорошела, как с Тихоней расплевалась, – сказал он.

– Спасибо, Васька! Ты настоящий друг! – ответила Ёка, чуть не прослезившись.

Дальше пошла пьеса.

Вошла Пупсик в чем-то парадном, но, как все, выглядевшим на ней старомодно, с букетом цветов; Тихоня в пристойном костюме и Димка в диком напряжении.

Пупсик (нервно): – Здравствуйте! Вот вам цветы, Дин! Давайте я их сразу в вазу поставлю. Давайте я сама, я знаю, где кухня.

Тихоня (очень вежливо): – Добрый день!

Димка (берет цветы, выходя): – Спасибо, прекрасный букет. Присаживайтесь, я принесу вазу.