Книга Валерий Ободзинский. Цунами советской эстрады - Валерия Ободзинская

Солистка Раиса Неменова, выступавшая с оркестром на два года больше Валеры, поддержала, как «старшая коллега»:

– Валерий, вы просто загипнотизировали всех! Думала, вы – редчайший голос, но сегодня осознала, что манера исполнения также неподражаема. Согревающая, ласкающая… Невероятная работа со слушателем.

Рядом с летним кинотеатром курортного комплекса, где проходил фестиваль, располагалось кафе «Старая Планина». Братья Лундстремы пригласили оркестрантов отметить там генеральную репетицию. Валера не сразу обратил внимание, что к их столу подсел импозантный грузин лет тридцати пяти и начал спорить с Лундстремом:

– Вы думаете, я благостный созерцатель?

– Отнюдь, – улыбнулся Олег Леонидович. – Вы ничуть не скрываете своих симпатий и антипатий.

– Я объективен. Вы просто паразитируете на тяге слушателей к новому. Создаете развязную джазуху. Я считал вас серьезным музыкантом.

– Вот как? Я никогда не претендовал на серьезность, – чуть иронично покачал головой Лундстрем. – Напротив, хочу, чтобы эстрадная музыка была доступной, легкой и содержательной.

– Это стремление буржуа к развлечению. Только капиталисты признают музыку кафе и ресторанов. Советскому оркестру ни к чему играть подобное.

– Нам тоже нужная светлая, оптимистичная лирика. Таково мироощущение советского человека, который добросовестно работает и радостно отдыхает! – разгорячился дирижер. – Отказ от доступной, но не банальной музыки лишает наше общество бодрости и жизнерадостности!

– Имитация внешних форм джаза не наполнит вашу музыку содержанием! – фыркнул грузин.

– Что вы себе позволяете?! – не выдержал Валера. – Кто вы такой, чтобы критиковать взгляды Олега Леонидовича?

Высокомерная манера общения грузина с Лундстремом задела до глубины души.

– Я? Я критик и журналист. Анри Суренович Вартанов. А вы?

– Я… – Валера хотел представиться, но Вартанов не дал.

– То, что ваша фамилия Ободзинский, я слышал. Так же познакомился и с вашей шумной повадкой кричать со сцены.

– Тогда что и зачем вы хотите знать? – вспылил Валера.

– Например, где вы научились так петь? Какое получили музыкальное образование? – Вартанов сделал зловещую паузу. – Я ведь напишу о вас статью!

– Музыкального образования у меня нет. Петь я научился сам!..

– Так я и думал, – подытожил журналист и отвернулся, показывая, что разговор окончен.

Валера гневно вскочил, но, поймав предостерегающий взгляд Лундстрема, сел на место. Сдерживаться оказалось трудно, он выбежал на террасу кафе успокоиться и неожиданно застал на ней недавнего знакомого, с которым слушал «Луну над Слънчев Бряг». Большеносый болгарин весело улыбнулся ему:

– Помнится, вы говорили, что споете «Луну» лучше?

– Я много чего говорил, – почти про себя прошептал Валера, размышляя, не подвел ли он оркестр своим несдержанным поведением. От журналистских рецензий часто зависели судьбы людей. Он хорошо помнил, как в прошлом году его детский кумир, легендарный организатор китобойного промысла капитан Соляник, был изгнан из пантеона советских героев одной разгромной статьей в «Комсомолке».

– Я слышал, как вы поете, – чуть помолчав продолжил собеседник. Затем достал из кармана пиджака вчетверо сложенные нотные листки. – Это «Луна» с текстом и аранжировкой: контрабас, гитара, синтезатор, фортепьяно и скрипка. Текст подарить не могу, он принадлежит Стойчеву, ну да переведете сами.

Валера ничего не понимал. Он заторможенно вглядывался в ноты. Собеседник, брови которого вставали не домиком, а веселыми круглыми дужками, терпеливо и с улыбкой показал на строку «композитор Борис Карадимчев» в уголке над названием песни:

– Карадимчев – это я. Мы решили не выступать с «Луной» завтра на фестивале. Так что дарю ее вам.

Пока Валера ошарашенно вглядывался в лист с нотами, композитор ушел. Спешно сунув листы в карман, он попробовал догнать и поблагодарить его, но на террасу выглянул Михаил Ильич Цын:

– Вот вы где…

– Простите, я зря вмешался в разговор Олега Леонидовича и Вартанова.

– С этим уже ничего не поделаешь, – вздохнул Цын. – Просто подождем, что он там напишет. Вартанов бывает самоуверен, но журналист в целом компетентный, эрудированный, грамотный. Главное, завтра выступить не хуже, чем репетировали. Хочу поговорить о другом.

– О чем же?

– Валерий, ваша прямолинейность может навредить. Зачем вы сказали, что нигде не учились? Особенно Вартанову? Он белая кость, голубая кровь – журфак и истфак МГУ! Для него любой «самородок» – это ленивец и выскочка.

– Это же правда, Михаил Ильич! Ну нет у меня образования!

– Пусть так, но бравировать этим не стоит. Старайтесь не отвечать прямо. Говорите, что занимались с преподавателем или учились при филармонии. В конце концов, соврите! К примеру, закончили Одесское музыкальное училище. Недоброжелателям зачастую достаточно легкого повода. Не давайте им повод серьезный.

– Хорошо, – кивнул Валера.

Выступление на фестивале запомнилось Валере слабо. Зал рукоплескал артисту, а мысли занимала подаренная песня. Попробовать подарок на вкус, отрепетировать его с оркестром, услышать, получается ли… Кто знает, быть может, эта песня прославит его? Ведь достаточно только одного шлягера, чтоб стать популярным. Однако на фестивале времени не было. Валера даже позабыл о статье, которую должен был написать Вартанов.

Возвращение в Москву наполняло радостной надеждой. Встреча с Нелей, репетиции новой песни, поиск переводчика с болгарского. Уже через два дня по возвращении в Москву Лундстрем представил Валеру веселому тридцатилетнему азербайджанцу:

– Это Валерий Ободзинский, наш солист.

Валера чуть наклонил голову и протянул руку. Лундстрем указал на азербайджанца:

– Онегин Юсифович Гаджикасимов. Музыкальный редактор Всесоюзного радио. А также невероятно талантливый песенник и переводчик.

Веселый поэт с необычным именем Онегин перевел текст тут же в студии:

– Вот держите!

– Так быстро? – ошарашенно пробежал глазами текст Валера.

– Родственный славянский язык, перевод почти дословный… Будет нужна моя помощь, обращайтесь, – вежливо и приветливо попрощался Онегин.

Репетиции на готовой аранжировке прошли быстро. Проблемы возникли на этапе студийной записи. Рыжиков охотно вызвался записать песню, но когда оркестранты приехали на студию, в руки Лундстрему главред протянул девятый номер журнала «Советская эстрада и цирк».

– По оркестру Вартанов прошелся крупными мазками. Отвлеченно поругал «джазуху», мимоходом отметив, что некоторые серьезные музыканты поддались ее воздействию. А вот по нему… – палец главреда указал на Валеру, – прокатился катком.