Книга Я прячусь от ветра - Александра Питкевич

Люди оказались просто не готовы действовать самостоятельно, во всем оглядываясь на господ. Это казалось правильным, верным, но стоило всей ноше рухнуть мне на плечи, как колени едва не подогнулись.

Опираясь спиной о стену сторожки, я всхлипнула, не открывая глаз, пытаясь впитать в себя все тепло и весь свет, которые давало солнце. Слишком глубоко уйдя в воспоминания, никак не могла вырваться из мрачных, темных оков, увязая все глубже.

Было долгое, трудное лето, когда приходилось самой учиться пахать, вместе с дворовыми девушками засевая ближние поля, надеясь, что посевы успеют подняться и созреть до холодов. Или пилить на дрова сухие деревья, молясь, что бы зима была к нам благосклонна.

Не была.

Слезы покатились из глаз. Я все еще не могла себя простить. Только в Долинке две семьи не пережили зимы, столкнувшись с холодом и голодом. Мне сказали об этом не сразу, а потом хватали за руки, пытаясь не пустить ехать по селениям в телеге, груженой дровами и едой. Я все же поехала. С трудом пробираясь по заваленному тракту, понукала волов, так как лошади не могли тянуть повозку по такому снегу, почти полдня добираясь до деревни.

Слезы собирались в уголках глаз, обжигая щеки, затекая за воротник. Из груди, зажимая дыхание, вырвались всхлипы. Вся печаль, боль и тревога, скопившиеся за столько времени, терзающие мою душу так долго, словно вылились в эти безудержные, истеричные рыдания. Тело дрожало, кончик носа и пальцы зудели, словно опаленные холодом. Я не могла остановиться, всхлипывая и завывая в голос.

— Вирана? Вирана?! — за собственными завываниями я не сразу услышала Тазура. Не зная, сколько времени так просидела, я просто забыла об этом мужчине, очнувшись только тогда, когда теплые руки осторожно оторвали мои заледенелые, мокрые пальцы от лица. В глазах Тазура была тревога. Настоящее неподдельное беспокойство. — Ты совсем замерзла. Что случилось? Что-то произошло?

Оказалось, что мой плащ давно уже скатился с плеч, а солнце укрылось за тучами, отчего тело сотрясал озноб, но я не чувствовала, не могла успокоиться, рыдая в голос и заламывая руки.

— Не могу больше, — пытаясь остановить рыдания, невнятно выдала я. Поймав мои ладони в свои, Тазур крепко удерживал их, не позволяя выкручивать пальцы.

— Что-то случилось, пока меня не было? — внимательным взглядом окидывая пространство вокруг, хмуро пытался добиться ответа новоиспеченный барон.

— Нет, — я хотела, но не могла объяснить, — это все я. Только я. Так тяжело. Совсем не справилась… Я больше не могу…

На последнем слове рыдания вдруг превратились в безудержную, дикую икоту, от которой трясло все тело.

— Не уверен, что верно понял смысл, но первым делом нужно тебя отогреть, — поставив на лавку корзину с продуктами, Тазур легко подхватил меня на руки, словно я ничего не весила.

Мне было стыдно, обидно и горько за собственную слабость, но больше не оставалось ни малейших сил, чтобы держаться. Словно чаша, наполняемая по капле, вдруг просто перевернулась, выплеснув наружу все, что в ней накопилось.

— Сейчас, сейчас. Я тебя отогрею, а ты потом расскажешь, что произошло. Давай, красавица моя, заползай наверх, а я разберусь с огнем, — Тазур попытался поставить меня на ноги, но я изо всех сил вцепилась в его куртку, не позволяя. Страх, едкий и ледяной, сковал конечности, не позволяя его отпустить ни на секунду. — Я только распалю камин и вернусь.

Закусывая губу, я резко замотала головой, словно от этого зависело существование мира. Мне казалось, что стоит его отпустить — и я рассыплюсь на тысячи осколков и больше не смогу собраться.

— Нет? Ладно, забирайся наверх, я буду за тобой. Обещаю, Вирана, я никуда не денусь. Давай, красавица. Будем обниматься и успокаиваться.

Стоило Тазуру подняться наверх, как я вновь вцепилась в него, не давая мужчине отстраниться. Он только и успел, что скинуть куртку, притягивая меня ближе и укрывая меховыми покрывалами. Когда икота немного отступила, а конечности смогли разжаться, Тазур тихо, поглаживая по волосам, спросил:

— Что произошло? — сейчас это все казалось таким глупым, что было просто стыдно. Так рыдать от жалости к себе, от тяжелых, но прошедших лет, было вовсе не в моих привычках. Даже произнести подобное казалось недопустимым. — Вирана, красавица моя, я очень упрямый и целеустремленный человек. Мне не по вкусу, когда моя женщина, моя супруга, хозяйка каждого окрестного дерева и всех ближайших земель, проливает слезы. Я не отстану. Расскажи мне, что случилось?

— Я… — голос вдруг сорвался, а из глаз снова выступили слезы, — я так устала. У меня больше нет сил. Совсем нет.

— Хорошая моя, — прижав меня еще крепче, баюкая в объятиях, тихо прошептал Тазур, — у меня довольно сил на нас обоих. Отдыхай. Я не допущу больше подобного. Отдыхай. Спи. Просто поспи. У меня хватит сил.

Убаюканная, согретая и опустошенная истерикой, я и правда быстро уснула.

Глава 34

— Прости, я обычно так себя не веду, — почувствовав, что задремавший рядом, Тазур проснулся, произнесла я. Отчего-то казалось важным, чтобы мужчина поверил. Выглядеть истеричкой при всех прочих нюансах и особенностях было последним делом.

— В этом я уверен. И уж постараюсь сделать все, чтобы тебе больше не пришлось подобного пережить, — легко, едва ощутимо коснувшись губами моей макушки, Тазур откинул в сторону покрывало. Мне тоже стало жарко в таком положении, но двигаться казалось неуместным. — Я уверен, что у нас с тобой все будет хорошо. И в хозяйстве, и, как показала ночь, в постели.

Почувствовав смущение, я легко стукнула по твердой мужской груди, требуя прекратить подобные разговоры. Вот только барон не впечатлился, одним неожиданным движением перекатив меня на спину и нависнув сверху. Темные глаза, блуждающие по моему лицу, сияли озорством, а губы растягивала улыбка.

— Э, нет, моя красавица. Даже не надейся. Я буду говорить, буду обнимать и целовать, так что к этому тебе предстоит привыкнуть. Иначе какой я муж?

В подтверждение собственных слов, Тазур вдруг нагнулся, прижимаясь губами к шее, отчего тело сладко дрогнуло.

— Но сейчас день, — попытка удержать его от наступательных действий даже для меня выглядела немного смешной. Но я, для соблюдения приличий, должна была попробовать.

— Я знаю, — поймав мои ладони в мягкий, но крепкий захват, с пугающей томностью отозвался Тазур, пытаясь зубами справиться с моими пуговицами на груди. Потерпев крах в этом непростом деле, мужчина выругался, освобождая одну из ладоней. — Я так давно хотел увидеть тебя без этих серых, невзрачных тряпок, что даже не пытайся меня остановить. Первым делом, как разберусь с делами, пошьем тебе голубое платье. И зеленое. И запалим огромный костер. О, как славно будут пылать эти серо-бурые тряпки. Как снимается это безобразие?!

Справившись с пуговицами, Тазур, незнакомый с кроем местных платьев, оказался в тупике, не найдя потайного пояса на талии. Может, я бы и позволила ему самому разбираться, уж очень все это казалось непривычным и немного диким, но блеск нетерпения в мужских глазах, жар, заставляющий ежиться от предвкушения, вынудили помочь. Здесь у меня только одно платье, а резкие движения Тазура весьма основательно угрожали его целостности.