Книга Священная ложь - Стефани Оукс

– Да, с ними всегда так происходит. Они думают, это солнце.

Энджел выразительно глядит на меня, явно понимая, что с мотыльками дело нечисто – какой-то пунктик из моего прошлого. Она убирает книгу и встает, складывая ладони чашечкой. Один ловкий взмах – и мотылек у нее в руках.

Подруга откидывается на изголовье и немного раздвигает пальцы, чтобы показать мне трепещущие крылья, покрытые чешуей и опутанные прожилками из вен. Потом осторожно сползает с койки, подходит к решетке и вскидывает руки, выпуская мотылька к самому потолку.

– Все, – говорит она. – Улетел. На волю.

Я качаю головой.

– Он все равно убьется, только в другом месте.

– Ты не можешь ему помешать, – возражает Энджел. – Это не твое дело.

Она словно понимает, что у меня на уме, какие воспоминания хлынули вдруг в голову. Я хранила их в себе месяцами, отодвинув в самый дальний уголок сознания. Воспоминания о той ночи, когда мы с Джудом вернулись в Общину. О той ночи, когда все рухнуло – окончательно и бесповоротно.

* * *

Ночь выдалась студеной; казалось, застыл весь мир, включая даже воздух. Я посмотрела в сторону, где в пелене белого дыхания стоял Джуд. Деревья вокруг стонали человечьими голосами, замерев в том положении, в каком их застала зима. Я вдруг представила, каково это: мирно дремать ноябрьской ночью и в один миг ощутить, как тело сковывает сталью. Со мной тоже так было: я всю жизнь прожила, словно замороженная. А теперь наконец сумела поднять голову и взглянуть на зимнее небо, вольная идти, куда захочется.

Общину мы нашли по крошечным пятнышкам желтого света, который пробивался сквозь лес, – по окнам домов, где, как я знала, сейчас никого нет. Густо пахло фиолетовым дымом. Значит, все в Зале Пророчеств. Пророк тоже там, пьяный от дыма, с распухшим лицом и блестящими злыми глазами.

Мы обошли мой дом сзади. В сарае закудахтали куры, почуяв человека, кто мог бы их накормить. Джуд повернул ручку задней двери. Мы миновали спальню, пустую кухню и поднялись по шаткой маленькой лестнице в комнату невест. Джуд сдвинул щеколду, и дверь со скрипом отворилась. Внутри было темно, но я разглядела на тюфяке крохотное тельце. Сестра лежала поверх одеяла, согнувшись тонким белым серпом.

– Констанс, – шепотом позвала я.

Белокурая коса упала на плечо. Губы чуть заметно шевельнулись.

– Ты вернулась, – шепнула она.

– Да.

Я шагнула в комнату.

– Чтобы выйти замуж за Пророка?

– Нет. – Меня передернуло от отвращения. – Ни за что!

– Тогда зачем?

– Чтобы спасти тебя. Забрать с собой. Рассказать о том, что там, в городе, на самом деле.

– Мы и так знаем.

– Нет. Тебе говорили одно лишь вранье.

– Никакое это не вранье…

Хотя в комнате было холодно, щеки у Констанс отчего-то пылали. Лоб блестел от испарины. Что-то не так, что-то неправильно.

– Минноу, – очень тихо произнес Джуд. – Ты глянь на ее…

– Кто он такой? – перебила его Констанс, только сейчас заметив гостя.

– Он пришел со мной спасти тебя. Я хочу, чтобы ты знала, Констанс. Там, снаружи, есть жизнь. Там есть люди, с которыми можно найти свое счастье. Мы с Джудом бежим из этого… из этого безумия. Я хочу, чтобы ты пошла с нами.

– О чем ты говоришь? – удивленно спросила Констанс. – Я выхожу замуж!

– Необязательно. Ты можешь убежать.

Констанс улыбнулась самыми краешками губ.

– Я не хочу бежать! Я хочу быть женой Пророка.

– Минноу! – уже громче и решительнее окликнул меня Джуд, дернув за рукав рубашки.

Он пристально смотрел на Констанс, но не в лицо, а ниже. Я проследила за его взглядом. На коленях у нее двумя гниющими ломтями мяса лежали кривые багровые обрубки.

Меня пробрало морозом. Я вздрогнула каждой клеточкой тела.

– Твои руки – выдохнула я. – Твои руки!

Я упала на колени рядом с тюфяком. Констанс была одета в одну лишь сорочку, манжеты которой едва прикрывали запястья, откуда прежде росли кисти.

Я во всех красках представила картину: как Констанс схватили вдесятером и повалили на землю, хотя она намного меньше меня, не девочка даже, а птичка. Неужели и в этот раз за топор взялся сам отец? Надеюсь, она глядела ему в лицо. И он теперь подыхает от ненависти в ее глазах.

– Минноу, не смотри так испуганно.

Констанс сказала это до того странно, что я невольно уставилась в красное от лихорадки лицо.

– Ты всегда медленно соображала, да? Я сама попросила, чтобы их отрезали.

Перед глазами все поплыло. Сперва размазалось, а потом стало четким, таким четким, что даже на расстоянии я видела кривые полукружья крестиков, вышитых на культях, и слышала у сестры в горле при каждом вдохе хриплое клокотание.

– Когда ты ушла, Пророк снова провозгласил Божью весть, – продолжила Констанс. – Что его новой женой вместо тебя стану я. И я поняла, что должна сделать нечто значимое. Доказать свою преданность.

Я уставилась на нее. На девочку с ярко-синими глазами, которую видела еще несмышленым младенцем, крохотным красным комочком, исходившим паром в то зимнее утро, когда она появилась на свет. С пучком белых волос на макушке и слепо шарящими вокруг ладошками.

– Ты… ты хоть понимаешь, от чего отказываешься? – крикнула я.

– Какая разница, когда у тебя есть высшее призвание.

– Ты чокнутая! – заорала я срывающимся голосом, и глаза защипало от слез. – Да ты просто больная!

– Я больная? – усмехнулась Констанс. – Это ты нарушила наши заветы, причем осознанно. Ты ведь знала, что бывает с девушками, которые вступают в брачные отношения до свадьбы. – Констанс покачала головой. – Еще и с райманитом… Это ты больная! И будешь проклята навеки!

Она широко распахнула глаза. Чего так испугалась? Неужели… меня? Констанс живет в ожившем кошмаре – и боится меня?

– Можешь врать мне, – сказала она. – Можешь врать самой себе. Но Бога тебе обмануть не удастся.

– Заткнись! – Я хлестнула ее по лицу, и она повалилась, выставив перед собой руки, совсем слабая от лихорадки и неспособная даже лишний раз пошевелиться. Раны у нее были свежими, поэтому, когда она замахнулась в ответ, то лишь слабо мазнула меня по щеке, заскулив от боли.

Я пихнула ее локтем, и она снова упала на тюфяк. По лицу сестры потекла тонкая струйка крови.

– Минноу, уходим, – выдохнул Джуд. – Живо! Нас могли услышать.

– Она идет с нами, – сказала я.

– Что? – опешил он. – Она же не хочет!

– Не важно. Ей промыли мозги. Я не отдам ее Пророку.