Книга Найденыш с погибшей «Цинтии» - Жюль Верн

Статья 3. Месторождение «Вандалия» — неделимая собственность открывшего его Жоржа Дюрьена и вкладчика капитала Ноя Джонса.

Статья 4. Ною Джонсу предоставляется исключительное право распоряжаться всеми денежными средствами, сбывать продукцию, собирать доходы, оплачивать издержки с обязательством ежегодно отчитываться перед своим компаньоном и делить с вышеупомянутым компаньоном чистую прибыль. Жорж Дюрьен, со своей стороны, обязуется руководить работами и технической эксплуатацией месторождения.

Статья 5. В случае, если один из совладельцев пожелает продать свою долю, он должен предпочесть в качестве приобретателя своего компаньона, которому после официального уведомления будет предоставлен трехмесячный срок для принятия соответствующего решения, после чего он станет единственным владельцем, уплатив своему бывшему компаньону сумму в размере одной трети чистого годового дохода, установленного последним переучетом.

Статья 6. Только дети каждого из компаньонов наследуют его права. Если один из компаньонов умрет бездетным или до достижения двадцатилетнего возраста своего ребенка, единственным собственником предприятия и капиталовложений становится оставшийся в живых совладелец, минуя всех других наследников покойного.

Настоящая статья продиктована различием национальности обоих компаньонов и неизбежными процессуальными трудностями, которые возникли бы при любых других условиях договора.

— Таков контракт,— продолжал господин Дюрьен,— подписанный моим будущим зятем в ту пору, когда он еще не помышлял о женитьбе и когда все окружающие, за исключением разве одного только Ноя Джонса, даже не представляли себе, какие огромные доходы сулит разработка «Вандалия». В ту пору еще не были закончены изыскания и только собирались приступить к освоению месторождения. По-видимому, янки рассчитывал охладить пыл своего компаньона и отстранить его от дел, всячески преувеличивая трудности эксплуатации нефтяной скважины, чтобы взять ее в ближайшем будущем в свою полную собственность. Женитьба Жоржа на моей дочери, рождение нашего дорогого мальчика и неожиданное установление громадной ценности месторождения — все это, разумеется, коренным образом изменило положение. Теперь уже не могло быть и речи о покупке Ноем Джонсом за бесценок этого прибыльного участка. Такую возможность дала бы ему только кончина сначала Жоржа, а потом и его единственного наследника. И вот, через два года после женитьбы и шесть месяцев спустя после рождения моего внука, Жорж был найден мертвым возле буровой скважины, задохнувшимся, как говорили врачи, от ядовитых газов. В то время я уже уехал из Соединенных Штагов. Вопрос о наследовании урегулировали с помощью судебного исполнителя. Ной Джонс показал себя с хорошей стороны и подписался под всеми обязательствами в отношении моей дочери. Было решено, что он будет по-прежнему распоряжаться общими средствами и вносить каждое полугодие в Центральный банк в Нью-Йорке часть чистого дохода, принадлежащего ребенку. Однако ему не пришлось уплатить даже за первое полугодие. Моя дочь, чтобы поскорее встретиться со мною, оказалась в числе пассажиров «Цинтии», которая потерпела крушение при таких странных обстоятельствах, что страховой компании удалось освободиться от всяких обязательств, а единственный наследник Жоржа бесследно пропал во время катастрофы… С тех пор Ной Джонс стал полновластным владельцем месторождения «Вандалия», ежегодно приносившего ему в среднем сто восемьдесят тысяч долларов чистого дохода.

— И вы никогда не подозревали, что он замешан во всех этих, следовавших одно за другим, несчастьях? — спросил Бредежор.

— Конечно, подозревал, ведь нагромождение трагических случайностей, ведущих к одной цели, обнаруживалось все с большей очевидностью. Но как я мог обосновать свои предположения и, главное, сформулировать их перед правосудием? В моем распоряжении были не факты, а только смутные догадки. Я знал по опыту, как мало можно полагаться на суд, когда вопрос идет о тяжбе между подданными разных государств. И к тому же еще мне нужно было утешить или хотя бы отвлечь мою дочь от ее навязчивых дум, а судебный процесс только увеличил бы ее страдания, не говоря уже о том, что его могли приписать моей алчности. Стоит ли об этом сожалеть? Но думаю и остаюсь при своем убеждении, что я все равно не добился бы никакого результата. Вы сами видите, как нелегко нам даже сегодня, собрав воедино все наши впечатления и все известные нам факты, прийти к какому-то определенному и окончательному выводу!

— Но какую роль мог играть в этом деле Патрик О'Доноган? — задал вопрос доктор Швариенкрона.

— В отношении Патрика О'Доногана, как и во многом другом,— сказал господин Дюрьен,— нам придется ограничиться одними только предположениями. Но вот какой довод мне кажется наиболее убедительным. Этот самый О'Доноган, младший матрос на борту «Цинтии», приставленный в услужение капитану, постоянно общался с пассажирами первого класса, которые обедают в кают-компании. Он знал, конечно, имя моей дочери, ее французское происхождение и мог без труда отличить ее в толпе пассажиров. Не дал ли ему Ной Джонс какого-нибудь преступного поручения? Не приложил ли тот матрос руку к подозрительному крушению «Цинтии» или к падению ребенка в море? Поскольку его уже нет в живых, мы никогда об этом не узнаем, но, так или иначе, Патрик О'Доноган хорошо понимал, какое значение для компаньона покойного Жоржа Дюрьена имел «ребенок на спасательном круге». А такому человеку, как О'Доноган, этому лодырю и пропойце, вполне могло прийти в голову использовать сведения о ребенке в корыстных целях. Знал ли О'Доноган, что «ребенок на спасательном круге» остался в живых? А не помог ли он сам его спасти, то ли подобрав в море, чтобы затем оставить близ Нороэ, то ли каким-нибудь иным способом? Это тоже загадочно. Но несомненно одно: он сообщил Ною Джонсу о том, что ребенок уцелел после кораблекрушения и что ему, Патрику, известно, в каком месте младенца подобрали. И само собой разумеется, он не забыл предупредить Ноя Джонса, что «ребенок на спасательном круге» узнает обо всем, если бы с ним, Патриком О'Доноганом, случилось какое-нибудь несчастье. Ной Джонс вынужден был платить ему за молчание. Таков, без сомнения, источник нерегулярных доходов, которыми пользовался ирландец в Нью-Йорке каждый раз, когда туда попадал.

— Это кажется мне весьма правдоподобным,— сказал Бредежор.— И я добавлю от себя, что последующие события полностью согласуются с вашей гипотезой. Газетные объявления доктора Швариенкроны встревожили Ноя Джонса. Он сделал все возможное, чтобы избавиться от Патрика О'Доногана, но вынужден был действовать крайне осмотрительно. Ной Джонс, по-видимому, запугал ирландца нашими объявлениями, внушив ему мысль о возможном вмешательстве полиции. К такому выводу приводит рассказ Боула, содержателя таверны «Красный якорь» в Нью-Йорке, и та поспешность, с какой скрылся Патрик О'Доноган. Считая, должно быть, что его как преступника могут выдать иностранному государству, он забрался в самую глушь,— к самоедам, да к тому же еще и под чужим именем. Ной Джонс, который, как видно, и подал ему эту идею, отныне мог считать себя гарантированным от всяких неожиданностей. Но объявления, настойчиво разыскивающие Патрика О'Доногана, как говорится, сверлили ему мозг. Он предпринял даже специальное путешествие в Стокгольм, чтобы заставить нас поверить в смерть Патрика О'Доногана и увидеть воочию, как далеко продвинулось наше расследование. Наконец, было опубликовано сообщение с «Веги», и «Аляска» отправилась в арктические моря. Ной Джонс, или Тюдор Броун, предвидя свою неминуемую гибель, ибо у него были основания не доверять Патрику О'Доногану, не остановился ни перед какими злодеяниями, лишь бы обеспечить себе безнаказанность.