Книга День Праха - Жан-Кристоф Гранже

— Я только что видела тело Якоба… — начала она.

Рашель не реагировала. Она сидела, привалившись к дверце, тесно сжав колени и повернув ступни носками внутрь; ее башмаки были вымазаны рыжей грязью, и вся она напоминала сейчас смертельно раненное животное — ничтожество здесь, на земле, повелительница там, в Царствии Небесном…

— Я видела пятно у него на локте.

Рашель кивнула с улыбкой — скорбной, но одновременно циничной и желчной.

Ивана резким жестом подняла рукав анабаптистки, обнажив такое же пятно.

— Вы с ним брат и сестра, верно?

Рашель молча взглянула на саламандру у локтя. Потом сухим жестом отстранила Ивану и встала.

— Господь нас не оставит! — прошептала она с каким-то экстазом в голосе. — Он послал нам этот ветер, дабы все высохло и было готово к сегодняшнему вечернему горению.

— А может, Якоб был твоим отцом?

— Один только прах может спасти нас… — продолжала шепотом Рашель. — И когда огонь угаснет, для нас начнется новый сезон.

Ивана могла бы привести ее в чувство пощечиной. Но вместо этого она снова схватила ее за плечо и прошептала дрожащими губами:

— Отвечай!

Рашель опять высвободилась, смерила Ивану взглядом, словно оценивая ее умственные способности (или физическую силу), чтобы продолжать. Потом распахнула дверцу машины:

— Садись за руль, я хочу тебе кое-что показать.

57

Вначале они заехали в школу за обеими дочерьми Рашель — восьмилетней Эстер и пятилетней Мари. Две капельки ангельской чистоты с глазами цвета старого серебра, походившие на мать, только в чуть более тусклой версии.

Ивана не понимала, что происходит. Пока Рашель беседовала с учительницей, она попыталась завязать разговор с девочками, но безрезультатно. Ладно, это не важно, — главное, она попала в самое сердце Диоцеза, куда не допускали ни одного мирянина. И притом попала официально, а не тайком, как тогда с Марселем.

Перед ней простирался школьный двор — на самом деле обыкновенная лужайка, только тщательно подстриженная, — где кипела жизнь, звенели детские голоса. Школьники — веселые, с сияющими глазами, разрумяненные холодом, бегали друг за другом, карабкались на спортивные сооружения, висли на них.

— Ну, все в порядке. Можем ехать.

Сев в кабину, Рашель больше не произнесла ни слова, не пролила ни одной слезы. Только время от времени жестом указывала направление.

Ивана все еще надеялась, что молодая женщина приведет ее в какое-то заветное место, откроет какую-то тайну, ужасную правду…

Так они проехали много километров — Диоцез оказался куда более обширным, чем предполагала Ивана. Окружающий пейзаж выглядел знакомым: все те же виноградники, те же согбенные спины сборщиков среди желтой листвы. И только изредка, на некоторых делянках, Посланники занимались другим делом: возили тачки, набитые обрезанными лозами, носили связки сухих ветвей, охапки рабочей одежды.

— Что это они делают?

— Я тебе уже объясняла: готовят костры.

Ивана заметила и других мужчин, — шагая по обочине, они тащили на себе какие-то тяжелые брезентовые мешки. У них были черные лица и грязные рукава, да и белые шляпы также утратили свой первозданный цвет.

— А эти что делают?

— Несут древесный уголь, чтобы развести огонь пожарче.

Как же это они раньше не догадались?! Ведь Обитель готовилась разжечь гигантский костер, и, значит, древесный уголь во рту Самуэля и Якоба символизировал собой аутодафе[101]. Тем самым убийца указывал на День Праха. Но почему?

— Мам, а мы куда едем? — спросила одна из девочек, сидевших сзади.

— Навестить Жана.

Девочки весело загалдели — мало того что их избавили от школьных уроков, так еще и эта таинственная прогулка, вот здорово!

— Кто это — Жан? — спросила Ивана.

Рашель не отрывала глаз от дороги, которая теперь превратилась в узенькую грязную тропинку, усеянную рытвинами и багровыми лужами.

— Их брат, — коротко ответила она.

— Сколько же ему лет?

— Семь.

— И… где он?

— У других! — воскликнули девочки полурадостно-полуиспуганно, как дети, сообщающие какую-то тайну.

— У других? — переспросила Ивана, взглянув на них в зеркало заднего вида.

Девочки захихикали, но Рашель тут же обернулась и метнула на них такой яростный взгляд, что они мигом притихли.

— А кто это — другие? — настаивала Ивана.

— Потерпи, скоро узнаешь.

58

Вдали на равнине показались два длинных здания, соединенных под прямым углом. Эти кирпичные строения, крытые черепицей, ничем не походили на деревянные домики Посланников. Плотно сомкнутые оконные ставни придавали всему этому ансамблю еще более затворнический вид. Ивана, неизвестно почему, вспомнила сказку про трех поросят и кирпичный домик самого дальновидного из них.

— Поставь машину вон там, — приказала Рашель.

Свернув на стоянку, Ивана заметила нечто странное: там не было ни обычных грузовиков, ни сельскохозяйственных комбайнов, разрешенных правилами «Ordnung» и «Gelassenheit»[102]. Только какие-то машины непонятного назначения, напоминавшие «скорую помощь» или фургоны для поставок.

Выйдя, Ивана молча зашагала следом за Рашель; девочки шли впереди, держась за руки и весело подпрыгивая. Первым сюрпризом для Иваны стала входная дверь: скользящая по желобу прочная перегородка из закаленного металла была снабжена цифровым кодом и выглядела довольно-таки странно в этой Обители, решительно отвергавшей все технические новинки.

Рашель уверенно набрала код. В эту минуту она уже не казалась невинной овечкой, отрезанной от внешнего мира, или потрясенной вдовой. Четкие движения и решительный взгляд выдавали в ней современную женщину, знакомую с любой технологией.

Дверь отъехала вбок; внутри обнаружился просторный вестибюль, залитый ослепительным светом и обставленный скамейками. Девочки, явно знакомые с этим местом, стали разуваться. Ивана начала понимать: яркие лампы на потолке, белые стены, безукоризненно чистый пол, а главное, запахи — здесь пахло моющими средствами и лекарствами — ясно говорили о том, что это больница.