Книга Ты же ведьма! - Надежда Мамаева

— Поужинаю.

Мне протянули лепешку, в которую были завернуты рубленная копченая курица и квашеная капуста. И все это приправлено самым лучшим в мире соусом — голодом. Пока я жевала, успела выяснить, что весь сегодняшний день Эрриан был занят двумя вещами: разгребал накопившиеся по вине лодыря-бургомистра дела и пытался понять, чем так ценен Хеллвиль.

— У него сомнительная с военной точки зрения диспозиция. Форт тут не то чтобы не выстроишь. Скорее — зачем? Земля… Тот небольшой лоскут тверди, на котором стоит город, — еще куда ни шло. Но вокруг на десятки дней пути болота, непригодные для поселения. Магические жилы тут тоже не проходят. Я специально по карте проверял. Ценные минералы? Так они в горах, к югу, где начинается Великий хребет. И я ума не приложу, что ценного может быть в этом городке? Даже несколько писем знакомым темным магам в столицу отправил. Хотя сомневаюсь, что кому-то что-то известно, но все же… — Эрриан устало потер шею и неожиданно добавил: — Побудь со мной, Магда. Когда ты рядом, мне легче. И проклятие безумия почти не давит.

Короткое признание, но сколько в нем было всего. Захотелось подойти. Обнять. Этот вечер — на удивление спокойный, мирный, уютный — отчего-то смахивал на затишье перед бурей.

Мой взгляд упал на книгу. В Хеллвиле не так много приезжих. А что, если… Я доела лепешку, а затем решительно взяла в руки увесистый фолиант, в котором были списки прибывших в город за последние пятьдесят лет.

Искала долго, упорно и увлеченно. Месяцы после того сеноставня четыре года назад оказались очень оживленными. Я старательно выписала в столбик имена и фамилии. Дюжину. В Хеллвиле было два постоялых двора и куча мест, где можно было устроиться, если ты с виду благонадежен, а в твоем кошеле звенят монеты.

Я задумчиво склонилась над списком, кусая кончик гусиного пера, когда над плечом раздалось вкрадчиво:

— Магда, уже поздно.

А я, увлекшись, так и не заметила, как пролетело время. Пора было домой. Эрриан опять вызвался меня проводить. С учетом того, что вчера допровожались до того, что я заперла Джерома в винном погребе. Почему-то я не уверена, что мы с Эррианом и со второй попытки дойдем до моего порога без приключений.

И ведь как в воду глядела! Так оно и вышло.

Хотя в свое время я едва сдала «Прорицание». С шестой попытки. Мне в университете не давались ни кофейная гуща, ни водная и зеркальная гладь, ни даже предсказания по внутренностям убитого комара. Кстати, их я и вытянула в билете на зачете. Помню, долго усиленно таращилась на красную кляксу, а потом, наморщив лоб и придав голосу загробных ноток, изрекла пророчество: «Стену придется мыть».

Магесса Ронха лишь покачала головой и со скрипом поставила зачет. Как я поняла, исключительно за мой актерский талант. Посетовала, что ни на чем приличном я прорицать так и не научилась и выданное мной пророчество — не результат того, что я смогла заглянуть за грань будущего, а исключительно опыт. И ровно после сих слов приказала-таки отмыть пятно со стены.

Я взяла тряпочку и начала старательно елозить ею по красному пятну, а лучше бы села в уголок и помолчала в нее. Но нет, окрыленная сданным ненавистным предметом, я проворчала в пространство, что, вообще-то, как целительница, я отлично умею гадать на анализах больных. А уж по внутренностям оперируемого могу дать очень точный прогноз как о течении болезни, так и о перспективах выздоровления пациента.

Преподавательница, уловив это краем уха, видимо, сделала мысленную пометку. А на следующий год, к вящей радости лекарского факультета и огорчению всех остальных адептов, в билетах появились вопросы по предсказанию выздоровления или смерти по крови больного. И пока боевики и бытовики с ненавистью таращились на алую каплю, целители шустро раскладывали ее на составляющие, считали соотношение кровяных телец и уверенно заявляли, что лягушке ее здравие вполне позволяет жить, если ее, конечно, не съест цапля.

Да, подобный метод прорицанием можно было назвать условно, но зато магесса Ронха избавилась от толпы целителей, осаждающих ее с пересдачами. Увы, многим врачевателям, как и мне, не удавалось заглянуть в будущее. Но эта дисциплина входила в перечень обязательных, так что страдали все.

Сегодня вечером я превзошла саму себя, выдав, как оказалось, абсолютно сбывшийся прогноз. А ведь начиналось все вполне мирно… Я положила свою ладонь на согнутый локоть лунного, и мы мирно и чинно пошли по вечерней, заснеженной улице Хеллвиля.

Там, где осенью алели клены, цвели бархатцы и росла трава, ныне рос снег, цвел снег, белел снег. Вокруг жила зима. Ванильными облаками, хрустом под ногами, кусачим морозом и ажурной вязью узоров на стеклах, звенящим льдом, запахом пряного вина с корицей и волшебства — это все была она. И мы шли сквозь нее вместе. Эрриан держал мою руку. А казалось, что душу.

— Раньше я не любила зиму. Считала ее самым унылым и тяжелым временем года, — неожиданно призналась я. — Но только сейчас я поняла, что именно зимой может случиться столько всего. Разного. Невероятного. Ни весной, ни летом… А зимой. Случится все: и самое страшное, и самое удивительное…

«Например, ты», — я так и не решилась произнести. Но темный без слов понял.

— А я, кажется, влюбился в осень. — Он остановился на миг, заставив и меня замереть.

Провел рукой по моим огненным непокорным прядям. А я смотрела на его белоснежные волосы и думала: сколько же всего пережил Эрриан, что стал таким: суровый воин, телохранитель своего темного императора, маг с измененной метой, проклятый. Мой.

Мы остановились на площади рядом с трактиром госпожи Брас, в котором, как всегда по вечерам, было шумно. Настолько, что слышали все прохожие. Очередной крик словно выдернул меня из безвременья, в котором мы с лунным очутились. И в голове мелькнула мысль… Хозяйка трактира хоть и туговата на ухо, зато ее память — вместилище чуть ли не всех городских слухов и сплетен.

— Давай заглянем. — Я кивнула в сторону качающейся и поскрипывающей на ветру шильды. — У меня вдруг проснулась безответная любовь к еде, в простонародье именуемая голодом. Ну и еще непреодолимое желание получить ответы на вопросы.

— И какие же? — вскинул бровь Эрриан.

— О некоторых посетителях, что наверняка бывали у хозяйки трактира года четыре назад.

— Спустя столько времени? Думаешь, она вспомнит?

— Госпожа Брас хоть и человек, но в душе — истинная гномка. Она может забыть о том, за кого вышла замуж ее восьмая дочь и как зовут пятнадцатого внука, но лица тех, кто ей хоть единожды заплатил чеканную монету, помнит долго. А если попробуешь взять у нее в долг хоть медьку — твой лик и вовсе останется в ее памяти навечно.

— А если я решу не возвращать долг? — прозорливо уточнил темный.

— Тогда тебе и некромант не поможет.

— В смысле она даже мертвой придет за мной?

— В смысле упокоит тебя так, что ты гарантированно не воскреснешь.