Книга Я клянусь тебе в вечной ненависти - Яна Фроми

— Не бери в голову, милая! Это она от зависти! — Вита скорчила умильную рожицу. — Старую змеюку давно никто не целовал…

— И что теперь будет? Что сказал директор Хоуль?

— Сказал, что будет вынужден написать о произошедшем моему отцу. И до получения ответа от него, мое разрешение покидать Сен-Г рейс приостановлено.

— О! — протянули мы с Витой.

— Я тоже должна написать отцу, — вздохнула Кати. — Вот сейчас соберусь с мыслями и напишу…

— Конечно напиши! — поддержала я подругу. — Судья Вилбур, наверняка, поймет и поддержит твое решение. И Филипп ему понравится, когда они познакомятся…

— Они не познакомятся, — осадила меня Катрина.

— Как так?! Разве Филипп не сделал тебе предложение?

— Сделал. Но я отказала ему…

— Что?! — вырвалось у Виты.

— Вы же целовались! — указала я на очевидное. — Разве это не значило…

— Ничего это не значило! — Кати вскочила с кровати и принялась расхаживать по комнате.

— Ты нас совсем запутала, — пожаловалась Виктория. — Давай по порядку. Зачем ты целовала кадета Барроу?

— Да не собиралась я его целовать! Так получилось… Я ему сказала, что скоро возвращаюсь в Шлосберг и что у наших отношений нет будущего, а потому их лучше прекратить прямо сейчас. А он мне: «Станьте моей женой!» И как он себе это представляет? Взяла и стала?! — Разрумянившаяся Кати всплеснула руками, продолжая шагать между окном и стеной. — Ни где церемонию проводить не понятно, ни где жить будем… Ну, я ему и ответила, что в наших обстоятельствах это невозможно. А он смотрит так жалобно, как брошенный щенок… Чувствую, что сердце сейчас дрогнет, и вся моя решимость улетучится. Я ему — «Прощайте!», а он мне — «Подарите последний поцелуй!» И голос такой растерянный, печальный… Я не могла отказать. Ну, а дальше вы всё сами видели, — закончила Катрина, прижав ладони к пылающим щекам.

— М-да, неудачное место вы выбрали для последнего поцелуя, — только и смогла выдавить я.

— Зато поцелуй вышел незабываемый! — хихикнула Вита.

— Да уж! Забыть о нем Кати не скоро дадут…

Смутная, назойливая мысль засела у меня в голове и не давала покоя. Мог ли отвергнутый кадет целенаправленно подставить Катрину? Ведь юноша определенно был обижен отказом…

— Как думаешь, он специально это сделал? Скомпрометировал тебя? — спросила вполголоса.

— Не говори глупостей! — рассердилась Кати. — Это досадная случайность.

Почему-то я не была в этом так уверена, хоть и понимала нежелание подруги

допускать такой вариант. Я и сама до недавнего времени не могла предположить, на какую жестокость и подлость способны мужчины. Теперь же злой умысел виделся в любом жесте. Конечно, Кати может отмахнуться от моих домыслов, но, боюсь, она меньше моего знает, на что способен этот улыбчивый юноша…

— Всё обойдется, Кати, — упокоила подругу Виктория. — Скушай эклерчик!

Оптимистичный прогноз Виты, к сожалению, не сбылся. Отношение воспитанниц и классной дамы к Катрине поменялось коренным образом. Отличница и пример для подражания, она вдруг стала изгоем. Те, кто раньше не единожды обращались к ней за помощью и подсказками, стали избегать ее общества, замолкать, когда она входила в учебный класс и столовую. Никто не желал дежурить в паре с ответственной и старательной Кати.

Какое ханжество! Какая фальшь!

До этого происшествия мне казалось, что наш коллектив в Сен-Г рейс, если не семья, то сплоченная группа единомышленников. Мы все учимся, а в учебе всегда есть место ошибкам. И когда узнаешь жизнь, тоже можно оступиться. И проступок Кати — лишь незначительная оплошность, а не трагедия. Не окажись в парке классной дамы, всё и вовсе ограничилось бы сплетнями и шутками, которые изжили бы себя за пару дней. Но моим иллюзиям было суждено развеяться. Школа Сен-Г рейс оказалась весьма правдоподобной миниатюрой нашего светского общества, которое, как известно, не прощало ошибок и со злым любопытством совало нос в семейные дела всех его членов. А ведь то, что случилось в парке, касалось только Кати и ее родителей, и уж точно не задевало ничьих интересов.

Вот только мадам Мезар вела себя так, будто ей нанесли личное оскорбление. Быть может, она боялась, что судья Вилбур предъявит претензии школе, а поскольку с нами в парке была именно она, то это плохо отразится на ее карьере. Потому и обливала Кати осуждением и презрением, оставаясь при этом подчеркнуто вежливой. Самые заковыристые вопросы теперь доставались исключительно Катрине, и никогда классная дама не была полностью довольна ее ответом, каким бы верным и подробным он ни был. К счастью, хотя бы приходящие преподаватели, такие как профессоры Зеле и Оруэн, никак не выделяли воспитанницу Вилбур среди прочих девушек и тем самым давали ей небольшую передышку.

Мы с Викторией всеми силами поддерживали подругу, но несмотря на наши старания Кати приходилось нелегко. Она с достоинством держала удар, не плакала и не винила Филиппа, но серо-голубые глаза заметно потускнели. Я невольно представляла на ее месте себя: каково было бы мне находиться под постоянными осуждающими взглядами?

Нет, в моем случае всё было бы гораздо хуже! Ведь и прегрешения мои куда серьезнее чем невинный поцелуй с кадетом… Даже подумать страшно, как отреагировала бы мадам Мезар, узнай она, что…

Я запретила себе вспоминать ту ночь. Словно ее и не было. И лишь порой, когда размывалась граница между сном и явью, вновь ощущала ласковое тепло чужих рук, тянулась к нему, наслаждаясь сладостью поцелуев с ароматом бренди. И просыпалась с судорожным всхлипом, испытывая жгучий стыд и вину. Перед собой, перед родителями и перед несправедливо наказанной Кати, в то время как мое грехопадение осталось незамеченным.

Благотворительного музыкального вечера в Сен-Грейс мы обе ждали с замиранием сердца. Катрина опасалась, что особо инициативные воспитанницы ее прилюдно выставят в невыгодном свете, а я до дрожи в коленях боялась столкнуться с Арландом Ангэлером. Благотворительный вечер организовывался ежегодно для сбора средств в пользу сиротских домов и был последним торжественным мероприятием в школе перед нашим выпуском. Никаких кадетов и танцев! Всё очень чинно и с ограниченным кругом приглашенных, готовых проявить невиданную щедрость. Лорд-попечитель просто обязан присутствовать на таком вечере. Единственное, что могло меня спасти от нежеланной встречи — это возвращение леди Ангэлер. Но я не имела ни малейшего понятия, когда глава совета попечителей планировала вернуться к своим обязанностям.

Подготовка к мероприятию шла полным ходом: воспитанницы без устали репетировали выбранные для выступлений мелодии и с еще большим рвением готовили наряды. Нам троим повезло участвовать лишь в хоровом пении, и я надеялась затеряться среди толпы поющих девиц. Это представлялось не такой уж сложной задачей, учитывая, что нас собирались одеть в одинаковые светло-голубые платья.

Относительно спокойные будни нарушил неприятный случай, произошедший во время последней репетиции хора. Корнелия Файнс, наша солистка, оборвала пение на середине и во всеуслышание обвинила Катрину в том, что та фальшивит. А потом и вовсе потребовала исключить девушку из хора за недостойное поведение! От такой вопиющей наглости мы с Витой потеряли дар речи. Правда, Виктория быстро нашлась и в перерыве шепнула Корнелии и другим девочкам, что, если они не успокоятся и, не дай боже, скажут что-то нелицеприятное о Кати во время торжества, то она, в свою очередь, также не сумеет сдержаться, чтобы не рассказать на многочисленных приемах, на которые выезжает семейство Кэррош, о «милых шалостях» некоторых воспитанниц. Надо сказать, что угрозу разгневанной кудряшки многие девицы восприняли всерьез; видимо, не такие безобидные были эти шалости, о которых прознала Вита.