Книга Мой самый любимый Лось - Константин Фрес

Не хватало часто; не хватало ей, Нине, на машину, не хватало на ежедневный кутеж, не хватало на дорогое шампанское… ну, может, и хватало, да только Акула вдруг охладел к этим развлечениям, и все чаще говорил, что на это деньги спускать не стоит.

А на что стоит?!

Он что, думал — Нина с ним ради его красивых глаз?! И что такого произошло, ведь раньше Акула только ради этого и жил — чтоб сорить деньгами и оттягиваться. А теперь вдруг резко расхотел?!

Поразмыслив над такой странной переменой, Нина, конечно, нашла виновного — это Анька. Это она прижала Лосю карман. Это она запрещает ему давать денег Акуле! Жадная гадина… Нина скрежетала бы зубами, если б они стоили ей меньше усилий и средств. Богатая балованная жадная стерва! Она ни в чем себе не отказывала, никогда, так чего ей, жалко для других?! Та мысль, что зарабатывает Анькин муж, и что он не обязан содержать еще и ее, Нину, девушке в голову почему-то не приходил. Лось ею воспринимался как банкомат, выдающий кэш; и Акула знал код, да вот только Анька стояла теперь на пути…

«Недаром я тебе не доверяла, — недобро подумала Анька, разглядывая девушку, которая, казалось, подкралась к ней на цыпочках, старательно не наступая на высокие каблучки, которые непременно высекали бы звонкую дробь по полу. — Тебе ж за счастье было, что Акула вообще на тебя посмотрел. Это как встреча девочки-подростка с кумиром — даже если он потный, старый и жирный, счастья на всю жизнь. А теперь он ее и вовсе с собой позвал, приодел, сопли подтер. Штаны вон новые купил. Теперь она за него биться будет, как за номер счета».

— Приходится, — с вызовом ответила Нина, вздернув голову. — Он говорит — ему ничего не принадлежит. Говорит, все у Анри. Но мы-то обе знаем, что это не так? Если б не ты… Но я еще поспорю за свое!

«Фееричная дура! — изумилась Анька. От Нинкиной наглости у нее даже глаза на лоб полезли. — Какое свое?! Она реально не понимает положение вещей? Да она даже не знает, зачем Акула сюда приехал… или знает? — Анька приподнялась, кинула тревожный взгляд на бормочущего Акулу. Какие-то неясные тревожные мысли роем промелькнули в ее голове. — Да ладно, не может быть это очередным разводиловом…»

— Алё, детка, — насмешливо продолжила Анька, принимая небрежно-расслабленный вид, хотя на самом деле ей здорово хотелось чем-нибудь треснуть Нину, отогнать ее от себя. Казалось, что в ее присутствии становилось темно, н хватало воздуха, но Анька подавила и эту панику. — Какая победа?.. Ты что, соревноваться со мной вздумала, Эллочка-Людоедка? Ситечко под чай уже купила?

Нина, побагровев от злости, не ответила сразу; на ее красивом, искусственном личике промелькнула гримаса досады, она звонко топнула ножкой, обутой в туфельку на невероятно высоком каблуке.

— Думаешь, если выскочила замуж за Анри, — вкрадчивым змеиным голоском прошелестела Нина, — так и все, Лассе не у дел оставила? Думаешь, наложила свою лапку на денежки? Нет уж; они братья, а семья значит намного больше, чем баба!

— Да что ты говоришь, — хохотнула Анька, складывая ручки на пузе. — На минуточку — мы с Анри семья. Анри с Лассе — да, паршивая, но семья. А ты, куколка, тут вообще никто. Ты вот как раз та самая ничего не значащая баба. Очнись, подруга. Ты, конечно, хотела больше, поживиться хотела, да? Но уж как вышло, — Анька развела руками. — Акула так-то богат… по твоим меркам. Чем ты недовольна?

Нина не ответила; яростно сопя, она бессильно сжимала кулаки, испепеляя Аньку яростным взглядом.

— Ты думаешь, — прорычала она сквозь зубы, — тебе удастся у нас все оттяпать? А вот нет!

— У тебя, — четко произнесла Анька, поднимаясь, — нет ничего. Здесь, — она обвела рукой обозримое пространство, — тебе не принадлежит ничего, и никогда не будет принадлежать. А будешь выступать — поедешь обратно, полетишь туда, в свой клоповник, где тебя взяли. Понятно?

— Сучка! — истерично взвизгнула Нина, накидываясь на Аньку. От ярости она не соображала, что творит, и первый удар — скользящий, сумочкой, — пришелся Аньке по голове, и та присела, закрывая руками живот. — Стерва проклятая, ненавижу тебя!

— Ты что творишь?! Тебе кто разрешил сюда заходить?!

Долгий крик Акулы не привел Нину в чувства, она продолжала наносить пятящейся Аньке хаотичные удары ладонями, сумкой — по лицу, по плечам. Мельком глянув на Акулу, Анька успела заметить его перекошенное от страха лицо и почерневшие от расширившихся зрачков глаза, а затем Нина что есть сил толкнула ее, и Анька упала, задев виском о каменную полку камина.

Лишь когда она затихла, неестественно свернувшись клубком на белой медвежьей шкуре, а белоснежная шерсть окрасилась красным, Нина отступила, торжествующе и тяжело отпыхиваясь, а Акулу отпустил ступор, который до того сковал его руки.

— Не-ет, — протянул он в ужасе, чувствуя, как валится в пропасть все, вся его жизнь, разваливаясь на кусочки, которые он так тщательно собирал и склеивал. — Нет, нет, нет! Что ты натворила?!

Он, рыдая, кинулся к Аньке, упал подле нее на колени и, замирая от страха, приподнял ее голову.

— Что же ты сделала! — взревел он, чувствуя на своих пальцах липкую теплую кровь.

— То, что должен был сделать ты! — выкрикнула Нина, все еще находясь в аффекте. — Я ради тебя стараюсь, дурак! Если ее не будет, то все станет как прежде! Анри будет тебе отстегивать по первому зову! Скажем, что ей плохо стало, она же беременная. Упала, ударилась…

— Идиотка! — взревел Акула, подскакивая. — Сука! Шкура поганая!

Развернувшись, он со всей силы врезал пощечину по этому красивому и гадкому лицу, так, что из носа девушки брызнула кровь.

— Я раз в жизни, — проревел он, наступая на Нину, у которой от удара, вероятно, свет погас в глазах, и она потерялась, едва не брякнувшись в обморок рядом со своей жертвой. — Раз в жизни! Хотел! Поступить! Правильно! Не унижаться и не клянчить! А сам! А ты… Дешевка!

Он врезал ей еще одну пощечину, оставив багровое пятно на второй щеке. От страха и боли его трясло; снова! Снова у Лося горе, и снова он, его брат, приложил к этому руку. Снова виноват. Снова все испортил, изгадил, переломал. Что же за проклятье такое?!

— Что ж за проклятье! — закричал он, запуская руки в волосы и терзая темные пряди, словно вместе с ними желая вырвать все страшные мысли из головы.

— Но я для тебя… — шептала Нина разбитыми губами, пятясь. — Я же…

— Пошла вон! — взревел Акула. — Убирайся, пока я не свернул тебе шею!

— Да она же тебя!.. — заверещала Нина в ответ, пятясь. — Ты уже забыл, кто тебя освободил! Короткая же у тебя память! И благодарность твоя очень короткая!

— Во-он! — проревел Акула.

Он снова вернулся к Аньке; ты дышала часто, со всхлипываниями, но ведь дышала!

— Ай-ай, — шептал Акула, бережно поднимая ее на руки, прижимая к себе и пачкая ее кровью свою куртку. — Ай-ай. Потерпи. Ничего. Ну, ударилась — это ничего! Все будет хорошо…