Книга Последний рубеж - Федор Вахненко

– Тащ лейтенант, повторите! – просит Желиба и подносит устройство связи к уху. – Ни хрена не слышно!

– Все на штурм! – доносится из прибора. – Это последние!

– А сталкеры?!

– Я сказал, все!

– Но, тащ лейтенант, – пытается объясниться сержант; пулемет ненадолго замолкает и позволяет Седому расслышать эти слова, – вы же сами сказали, отвести их…

– Все на штурм! – прерывает его офицер. – Все, сука! Все, у кого нет пулеметов, у кого нет снайперок – трындуйте на штурм! А у кого есть! У кого есть – утюжьте этих ушлепанов так, чтобы они боялись даже дышать, сука!

Миг – и обстановка снова меняется. Кожевников уже в который раз оказывается на улице. Автоматные очереди, пулеметный рев, хлопки СВД и крики людей – все это опять смешивается в одно целое и чугунной тяжестью налегает на барабанные перепонки. Холодный ветер нещадно бьет в лицо, как будто перейдя на сторону последних людей Упыря, укрывшихся в облезлой двухэтажке. Но плотный, не прекращающийся ни на секунду огонь не дает скитальцам Зоны поднять головы, и штурмовая группа в полный рост бежит выполнять приказ лейтенанта Колесника. Как и в прошлый раз, первой в помещение заходит учебная граната, призванная запугать ожидающих в засаде сталкеров. Затем на первый этаж вламываются черные, и кирпичные стены быстро начинают напоминать Седому тесные маршрутки утреннего Киева. Огонь с улицы тут же прекращается, дабы ненароком не зацепить своих. В ход снова идет редко используемый дым, наверняка провалявшийся на складе с момента основания «Рубежа». Безумные, хохочущие от чувства превосходства рубежники устремляются на штурм второго этажа. На пару мгновений Кожевникову даже становится жаль, что он не попал в число этих первопроходцев.

«Это уже не бой, – мелькает в его голове спустя несколько секунд. – Это гребаный спорт. Забава. Кто больше перебьет, мать его». Наверху слышатся выстрелы, и Седой вместе с бойцами забирается по лестнице. Опьяненные жаждой крови черные разбредаются по обширным комнатам и узеньким подсобкам, но вскоре оказывается, что воевать больше не с кем. Зашедшие первыми перебили немногих оставшихся сталкеров. Кожевников не в состоянии сосчитать точное количество противника – слишком уж много людей слоняется туда-сюда, закрывая обзор пузатыми рюкзаками и широкими спинами. Но что-то подсказывает охотнику за артефактами, что его бывших коллег в доме было не больше пяти. Может, шесть.

Кто-то пытается протиснуться мимо Седого, застывшего на входе в тесное подсобное помещение.

– Э, мэн! – Он возмущенно толкает Кожу плечом. – Слышь, сдрисни с дороги нахрен!

Луч фонаря убитого сталкера, лежащего там, внутри, подсвечивает зеленый скотч, намотанный на руки этого человека, – отличительный знак группировки «Вольный народ». Знак анархистов. Знак врага.

Седой невольно делает шаг назад, и его руки сами начинают поднимать на незнакомца автомат. Рот охотника за артефактами раскрывается, чтобы предупредить черных, но слова застревают в горле, а в голове тут же всплывает фраза, оброненная тем человеком в странном шлеме:

«И сейчас, перед лицом крупной опасности, мы должны забыть прошлые обиды. Я знаю, мужики, это будет нелегко, но мы должны работать вместе. Иначе нас просто сметут. Сейчас… Сейчас главное – удержаться на плаву. Мы должны… Мы должны сохранить „Рубеж“. Чего бы это ни стоило, наша группировка должна жить! Умрем мы – умрет и наша идея! И, знаете, в такой ситуации… Если вы прямо сейчас спросите меня, на что я готов ради этого, я сразу же отвечу вам: „На все“. Иногда мы должны переступать через собственную гордость и делать то, что кажется нам мерзким, даже отвратительным. Но ради выживания, ради „Рубежа“ мы должны. Так что, мужики, „Вольный народ“ нам больше не враг. Сегодня нет разделения на черных и зеленых, нет рубежников и анархистов. Сегодня есть только мы и они. Те, кто хочет нашей смерти. И знаете, что я им скажу? До хрена хотят, ушлепки! „Рубеж“ так просто не сдается – и сегодня они это почувствуют! За „Рубеж“, товарищи! За „Рубеж“!»

«За „Рубеж“», – мысленно повторяет Седой и опускает автомат, уступая анархисту дорогу.

– Гондурас гнойный. – Слова «вольнонародовца» полны желчи, а взгляд – презрения. В нем так и читается: «Мы с вами временно. Вот закончим – и хана вам, уроды!» Кожевников отвечает ему тем же. Хмыкнув, зеленый поворачивается к нему спиной и уходит. А сталкер застывает на месте и смотрит ему вслед, поражаясь, откуда взялась в его душе эта жгучая ненависть к «Вольному народу». Поражаясь, почему он, еще недавно выпивавший за скитальцев Зоны в компании Рвача, вдруг стал думать, как рубежник. Почему он так рьяно следует приказам лейтенанта Колесника? И почему рвется в бой, хотя раньше всегда предпочитал унести ноги при первой же возможности?

У него нет ответов. Не было в начале разыгравшегося на старом заводе сражения – нет и теперь. Просто… Просто что-то изменилось внутри него. Словно кто-то щелкнул невидимым переключателем – и Седой из свободного бродяги мигом переквалифицировался в борцы с заразой Зоны.

– Странно… – замечает Кожевников. – Очень странно…

– Ты в Зоне, если не заметил, – отвечает кто-то у лестницы на первый этаж. – Здесь до фига странного.

Сталкер игнорирует его слова. Словно привлеченный выстрелами зомби, он бредет по просторному коридору, пока неведомая сила не заворачивает его и не заводит в одну из комнат. Переступив через валявшийся у порога труп, охотник за артефактами подходит к окну. Кладет руки на отдающий могильным холодом кирпич – и всматривается в открывшийся ему ночной пейзаж.

– Так даже не интересно, – замечает кто-то в коридоре. – По ходу, у них кончились патроны еще до того, как мы зашли.

– Фигня, а не бой, – соглашается другой. – Млин, а я скучаю по тем временам, когда наши кланы звездовали друг друга по морде…

– Ндаа… Хорошие были времена, а, Витек?

– Ты че, дурак?! Какой, нахрен, Витек?! Ты забыл, где мы находимся?! Так щас Зона те напомнит! А, ни хрена! Это она мне напомнит!

– Та лана, уймись ты! Никто ничего не напомнит. Вы, анархия, сильно много на эту суку думаете. Ни хрена она не может.

– Нельзя такое говорить… Ты ж сам знаешь, те звездец быстро придет!

– Та плевать я хотел на твою Зону! Если б она че-то там могла, мы б уже давно передохли нахрен! Блин, да ей бы «Рубеж» стопудняк поперек горла стоял!

– А мож, она просто развлекается? Типа, бегаете, орете, шо кого там защищаете, весело же!

Эти двое все говорят и говорят, но в какой-то момент Седой перестает их слушать. Его внимание привлекает луч света, разрезавший темноту где-то там, недалеко от западного блокпоста. Неужели кому-то из бойцов Упыря удалось спастись?

Руки Кожевникова обхватывают автомат. Принципы сталкера велят не стрелять, скинуть ярмо «Рубежа» с шеи и дать владельцу фонаря спокойно удалиться. Потому что, как ни крути, это не война Седого. Разборки между черными, зелеными и Упырем не должны его волновать. Все, чего он хотел с того самого момента, как вернулся обратно, – это просто собирать артефакты, получать свою дозу адреналина и доживать отведенное ему время. Никаких кланов, никаких войн. И уж точно никакой защиты мира от Зоны. Так почему бы не поступить, как настоящий сталкер, и не отпустить этого человека? Не из гуманизма, не из-за какого-то внезапно пробудившегося чувства, будто он – часть крепкого мужского братства охотников за артефактами, нет. Просто Седому ничего не угрожало, так что незачем зря тратить патроны. Здравый смысл, да и только.