Книга Предсказание - Дин Кунц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лорри поняла: если родится девочка, он убьет их обеих.
— Тут холодно, да и время позднее. Пожалуйста, снимите куртку и закатайте рукав.
— Нет.
Улыбка застыла, потом начала таять. Но усилием воли он вновь заставил губы изогнуться.
— Мне очень не хочется отправлять вас в нокаут одним или двумя ударами. Но я отправлю, если вы не оставите мне выбора. Дело сделано, какой бы ни была причина, и в глубине сердца вы знаете, что должны компенсировать мне потерю. Вы всегда сможете родить еще одного ребенка.
Дверца так и оставалась открытой. В руке я держал булыжник размером с небольшой грейпфрут. Сунулся в кабину «Эксплорера» и, когда стрелок почувствовал мое присутствие и начал поворачивать голову, ударил булыжником в висок, сильно, но не так сильно, как хотелось бы.
Он изумленно вытаращился на меня. А как еще можно отреагировать на чудесное возвращение к жизни пристреленного и утонувшего кондитера?
На мгновение я подумал, что мне придется ударить его еще раз. Но он уже рухнул на руль, лицом нажав на клаксон.
Откинув его на спинку сиденья, гудок тут же оборвался, я посмотрел на Лорри и безмерно обрадовался, увидев, что она вроде бы цела и невредима.
— Никогда больше не буду слушать песню «Пришлите клоунов»[50], — сказала Лорри.
Чем поставила меня в тупик, и не в первый раз.
Она указала на обмякшее тело на водительском сиденье. ' s
— Папашка Панчинелло.
В изумлении я протянул руку, сдернул с его головы шерстяную шапочку.
— Не очень-то он похож на Конрада Бизо…
— Прошло двадцать четыре года плюс пластическая хирургия, — объяснила она.
Замерзшими пальцами я коснулся его шеи, чтобы прощупать пульс. Сердце билось медленно и ровно.
— Что он тут делает? — спросил я.
— Собирает пожертвования для ЮНИСЕФ[51]: кроме того, ему потребовался наш ребенок.
Сердце у меня упало, желудок поднялся, мочевой пузырь перекрутило: внутренние органы вдруг решили принять новые позиции.
— Наш ребенок?
— Джимми, об этом я расскажу тебе потом. Схватки не учащаются, но становятся более болезненными, я замерзла.
Ее слова напугали меня больше, чем автоматная стрельба. С Бизо удалось разобраться, а вот от родильного отделения больницы мы были очень и очень далеко.
— Я свяжу его буксировочным тросом и положу на нее сиденье.
— Сможем мы уехать отсюда?
— Не уверен.
— Я тоже. Но мы попытаемся, не так ли?
— Да.
Скорее всего, ей бы не удалось добраться до шоссе о своих двоих. Слишком далеко, слишком крутой клон. В ее состоянии, если б она поскользнулась и неудачно упала, могло начаться кровотечение.
— Если мы поедем, я не хочу, чтобы он оставался с нами.
— Он же будет связан.
— Если и будет, то недолго. Он же не обычный маньяк. Будь он обычным маньяком, я бы посадила его на колени и кормила леденцами. Но он — великий Конрад Бизо. Мне он в машине не нужен.
Я ее понимал.
— Ладно, привяжу его к дереву.
— Хорошо.
— И как только мы доберемся до больницы, сообщу в полицию, и они за ним приедут. Но сейчас ужасно холодно, у него, возможно, сотрясение мозга, так что он может и не выжить.
Лорри бросила на Бизо полный злобы взгляд.
— Будь у меня молоток и гвозди, я бы распяла его на дереве и никому об этом не сказала.
Что ж, это важный урок для злодеев, которые надеются долго и безнаказанно нарушать закон. Нельзя угрожать беременной матери похищением ее еще не родившегося ребенка, особенно если она — дочь женщины, которая разводит змей.
Я взял винтовку, обошел «Эксплорер» сзади, открыл заднюю дверцу, положил винтовку в багажное отделение.
Из ящика для инструмента достал бухту буксировочного троса. Каждый конец был снабжен защелкой и контровочной втулкой.
— Джимми! — нервно позвала меня Лорри. — Он приходит в себя!
Поспешив к распахнутой водительской дверце, я обнаружил, что Бизо стонет и мотает головой.
— Вивасементе, — пробормотал он.
Раньше, прощупывая ему пульс, я положил булыжник рядом с ним. Теперь поднял и хватил безумного клоуна по лбу.
— Сифилитический хорек, свинья из свиней…
С первым ударом я сдерживался, второй раз ударил от души. Он вновь потерял сознание.
Четырьмя годами раньше Панчинелло уже подвиг меня на насилие, и тот факт, что я могу ударить человека, меня не удивил. Сюрпризом стало другое: мне понравилось. От чувства глубокого удовлетворения к лицу прилила кровь, и я врезал Бизо еще раз, хотя необходимости в этом не было.
Я, конечно, человек мирный, и христианские ценности для меня — закон, но какая-то часть меня верит, что сдержанность в реакции на зло аморальна. Справедливость и месть разделены линией, такой же тонкой, как натянутая над манежем проволока, по которой должен пройти воздушный гимнаст. И если ты не удержишь равновесие, тогда ты обречен… независимо от того, упадешь ты вправо или влево от проволоки.
Я выволок Конрада Бизо из кабины «Эксплорера» и подтащил к ближайшей сосне. Далось мне это нелегко, но, полагаю, будь он в сознании, я бы просто с ним не справился.
Усадив его спиной к дереву, я расстегнул дубленку, просунул один конец троса в левый рукав, второй в правый, расправил на груди, после чего застегнул дубленку на все пуговицы. Оба конца троса затащил за дерево, натянул как мог, закрепил с помощью защелок и контровочных втулок.
Люфт оставался минимальным. Руки Бизо охватывали дерево, так что он никак не мог добраться до пуговиц дубленки. Последняя, по существу, превратилась в смирительную рубашку, которая давно по нему плакала.
Я вновь проверил пульс на шее. Сердце Бизо билось сильно и ровно.
Вернувшись к «Эксплореру», я надел кожаные перчатки. Смел с сиденья крошки стекла, сел за руль, захлопнул дверцу.
На пассажирском сиденье Лорри обхватила руками низ живота, попеременно втягивала воздух сквозь стиснутые зубы и стонала.
— Хуже? — спросил я.
— Помнишь сцену в «Чужом», когда он вылезал из груди?
На приборном щитке лежал кожаный пенал с двумя шприцами.
— Он хотел вколоть мне эту дрянь, чтобы я во всем его слушалась, — пояснила она.
Ярость вспыхнула во мне белым пламенем, но не имело смысла позволить ей превратиться в лесной пожар.