Книга Северный крест - Валерий Поволяев

Крутиков захныкал громче. Андрюха Котлов огляделся — надо бы улизнуть отсюда... Ноги в руки — и в кусты. Он всосал сквозь зубы воздух, словно бы хотел остудить обожжённый огнём рот, чуть присел и в следующее мгновение совершил длинный звериный прыжок, перемахнул через куст и врубился в полосу молодого сосняка.

— Куда, падла? — заорал Ефим, сдёрнул с широкого плеча винтовку, бабахнул вслед Андрюхе. Затем выстрелил ещё раз.

Первая пуля прошла в стороне, Андрюха её даже не услышал, вторая вжикнула над самой его головой, деревенский человек Ефим, если его поднатаскать немного — неплохо бы мог стрелять.

Ефим выстрелил в третий раз, целясь на шум, и опять пуля прошла у Андрюхи над головой — ему показалось, что она своим жаром чуть не опалила ему макушку.

— Да стреляйте же вы, чёрт побери! — громко прохрипел Ефим. — Уйдёт же!

С поляны громыхнуло сразу несколько выстрелов, все вразнобой, вреда беглецу они не причинили. Ефим понял это и скомандовал зычно:

— Митяй, вперёд, сынок!

Один из тех, кто находился на поляне, молодой, ногастый, кудлатый, сиганул через куст, сбив с веток целый ворох ярких красных листьев, похожих на бабочек, врезался в лес, будто олень, остановился, завращал головой, пытаясь сориентироваться, зажал в себе дыхание.

Когда в лесу находишься в компании, страха не ощущаешь, а вот когда здесь оказываешься один, да ещё есть вероятность встретиться с опасным беглецом, — тут сердечко невольно сжимается, перед глазами плывут тени, а под мышками начинает что-то подозрительно чесаться.

— Вперёд, Митяй! — подогнал молодца из глубины леса Ефим своим хрипом.

Митяй дёрнулся и снова вломился в кусты, понёсся дальше, сшибая с кустов листву с ледяным горохом, поддевая ногами кочки и старые прелые грибы, ориентируясь на всплески шума, раздающегося впереди. Заводясь, Митяй на мгновение остановился, покрутил головой.

— От меня не ускачешь, — просипел он. — Я как лось — деревья ломать могу! — Петляя, простудно сипя, шарахаясь от кустов и низко нависающих веток, он понёсся дальше.

Было ясно, что при таком беге он никогда не догонит беглеца.

Андрюха достиг берега небольшой спокойной речки, свалился с крутизны вниз, закувыркался, его дважды сшибло с ног, и оба раза он поднялся, около самой воды распластался — ему даже показалось, что он потерял сознание, но в следующее мгновение он услышал выстрел — это Митяй саданул в пустоту боевым патроном, бил парень больше для острастки, для того, чтобы показать старшому, что он не бездействует, если бы Андрюха находился в беспамятстве, то вряд ли бы он что слышал... Выругавшись, он проворно перебросил ноги с берега в обжигающе холодную воду.

Только оказавшись на противоположном берегу, Андрюха прошептал неверяще и одновременно счастливо:

— Ушё-ёл... Надо же, ушёл!

В лесу снова ударил выстрел — пустой, ни к селу ни к городу, — Митяй впустую жёг патроны, трещал сучьями, плевался, сопливился, ругался, производил столько шума, сколько не производило, наверное, стадо лосей. Андрюха понял, что вряд ли Митяй полезет в воду, чтобы перебраться на эту сторону реки, скорее всего пройдётся малость по бережку, пульнёт пару раз из винтаря и вернётся назад...

Однако есть много мест, где отпечаталась Андрюхина нога — по следам этим можно успешно гнаться за беглецом, особенно хорошо они заметны в низинных местах, где иней так плотно лёг на землю и прикипел к ней, что стал похож на снег, там всё отпечаталось, как на бумаге. Но при этом полно мест, где следы теряются... Андрюха заполз под ёлку, прижался спиной к стволу и замер.

Но невидимым и неслышимым ему быть удавалось с трудом — в груди больно рвалось дыхание, кашель раздирал глотку, из глаз лились слёзы, сердце оглушало — удары его были такими сильными, что казалось, вот-вот проломят виски.

Отлежавшись, Андрюха выбрался из-под ёлки и углубился в тайгу, потом понял, что этого не надо делать — в дремучей чаще он легко может заблудиться, лучше всего всё-таки идти по берегу реки. Речка обязательно выведет его куда-нибудь — либо к другой речке, более крупной, либо к морю. И там и этам можно найти людей. А люди — это спасение. Правда, не во всех случаях...

Было холодно, калёный воздух острыми зубами вгрызался в лицо и руки. Андрюха засунул руки в карманы и зашагал по заплеску вниз, кося глаза на чёрную воду. Заплесок был утрамбован морозом так, что походил на асфальтовую улицу, идти было легко.

Андрюха Котлов был уверен, что обязательно выйдет к людям и спасётся.

* * *

Через несколько дней Лебедев со своей командой был переброшен в окопы, наспех отрытые на Северной Двине рядом со старым дебаркадером, служившим когда-то местным жителям паромным причалом.

Река ещё не встала. По ней плыли мелкие ледяные островки, тёрлись друг о друга, шипели по-гусиному злобно.

— Безрадостная картина, — оглядев окопы, сказал Лебедев, расстроенно щёлкнул кнопками перчаток.

В окопы угодил весь экипаж миноноски, — собственно, как и обещал контр-адмирал Иванов, — кроме Рунге и молчаливого боцмананта по фамилии Мироненко, хорошо знающего и машину, и трюмное хозяйство, — даже Митька Платонов, и тот получил в руки винтовку и, крякая недовольно, отбыл на сухопутный фронт.

Мрачно оглядев вслед за командиром окопы, Митька молвил бесстрастным голосом:

— Здесь мы все и останемся!

Его услышал Кислюк, помахал протестующе рукой:

— Типун тебе на язык, кок!

Митька Платонов покосился на мичмана, заметил в его лице перемены. Лицо артиллериста словно поползло в сторону, сместилось, опухло с одного бока, но главное было, что у мичмана были совершенно угасшие, какие-то перемёрзлые мёртвые глаза, в них не плескалось ни единой живой блестки.

К вечеру красные пошли в атаку.

Соседями моряков оказались солдаты из сводного стрелкового батальона — считалось, что надёжного, на деле же здорово размытого, разрушенного пропагандой, агитаторами, листовками и книжками, на которых был изображён красный богатырь с винтовкой в руке и лицом Льва Троцкого, конечно, не обошлось без денег — в окопах раздавали царские десятки, как потом выяснилось, фальшивые, отпечатанные в Германии, — батальон этот был готов брататься с кем угодно, хоть с самим дьяволом, лишь бы его не заставляли воевать.

Увидев шеренгу красных, бесстрашно, без единого выстрела, идущую на его позиции, батальон вымахнул из окопов и двинулся навстречу.

— Что они делают? — не понял Лебедев. — В штыковую атаку, что ли, пошли? — Приподнялся над пулемётом, чтобы лучше видеть происходящее. — Что они делают, не могу разобрать.

Последним из окопа выпрыгнул капитан в длинной шинели, кинулся следом за солдатами — это был командир батальона, Лебедев с ним успел познакомиться, — закричал отчаянно: