Книга Я – Кутюрье. Кристиан Диор и Я. - Кристиан Диор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец, на часах 9:45. В зале симпатичная девушка опрыскивает всех гостей духами, а на первом этаже рекламная служба раздает программки показа.
В гримерной царило полное безумие. А как, вы думаете, может быть иначе? На пространстве, обычно предназначенном для двенадцати манекенщиц и заведующей гримерной, суетились мадам Маргарита, три парикмахера, десять костюмерш, все главные портнихи, двое моих непосредственных помощников и конечно же сами «деточки». Кроме них все время сновали работницы, приносящие платья, и молодые люди, которые отвечали за аксессуары. Попробуйте удержать их в неподвижности в течение одной секунды: вы тут же откажетесь от этого. Бегая, протягивая друг другу модели, украшения, расчески, толкаясь, переругиваясь, они все вместе составляют единое целое. Я убеждался в этом всякий раз по утрам перед показом. Когда я пришел, манекенщицы в белых халатах еще делали прически или гримировались. Многие считают, что за кулисами моды царит стриптиз. По правде говоря, строгости у нас больше, чем в театре, а неряшливость в одежде запрещена. Девушки сбрасывают халаты лишь в момент надевания платьев, и тот миг, когда их можно увидеть в бюстгальтере или корсете, очень короток.
По мановению волшебной палочки на их лицах исчезают следы усталости. Они никогда не бывают такими красивыми, как в этот день. Они прекрасны как невесты. Шесть недель манекенщицы ждут этого утра, и вот теперь перед ними нелегкая задача: они должны победить и убедить, показать и внедрить новую моду.
Виктория одевается с прилежной серьезностью Ифигении, идущей на заклание. Люки сосредоточенна, для нее всякий выход на публику означает преображение. Когда она сидит, может показаться, что она падает от усталости, но вот она встала – роскошная и ослепительная. Люки – это Высокая мода, превращенная в спектакль: по своему желанию из одного платья она может сделать или комедию, или драму.
В углу Лия старательно гримирует лицо, усыпанное веснушками, с выражением маленькой девочки, ненавидящей, когда ей заглядывают через плечо. Кто-то объявил о прибытии первых именитых гостей. Тотчас же во всех зеркалах отразились сосредоточенные лица, чья единственная забота – красота. Украшенные цветами, освещенные люстрами и прожекторами, салоны начинают наполняться. Оформление зала имеет вид одновременно добродушный и светский, чего не увидишь в театре. Здесь нет ни красного занавеса, который всегда впечатляет, ни ровно установленных кресел, чья постоянная функция – приглашать на спектакль. А наши кресла в стиле Людовика XVI, несмотря на номера на спинках, будто готовы к какой-то салонной комедии.
В гримерной без конца звонит телефон. Мадам Маргарита требует от мастерских отсутствующие модели. И так всегда с тех пор, как я открыл Дом. Каждый сезон я стараюсь добиться того, чтобы вечером накануне показа все модели были принесены из мастерских и повешены в гардероб. Тщетно, и я прекрасно понимаю, что не добьюсь этого никогда. Портнихи с большим трудом расстаются со своими дорогими детьми, которых лелеяли и ласкали, и оттягивают этот момент до последней минуты. Накануне вечером они оставили их на вешалках в тишине и безлюдье мастерской. Там они еще принадлежат им, а внизу им кажется, что их детей похитили.
Я это понимаю как никто. Так же как и они, я всегда испытываю сожаление и беспокойство, когда думаю о судьбе своих платьев, в которые вложил столько заботы и любви. Сегодня они расцветут под огнями прожекторов. С этого вечера они будут брошены неизвестно куда, неизвестно как, забытые, может быть, даже затоптанные. Я смотрю на этот спектакль, бессильный и огорченный. За исключением редчайших показов, я никогда не пытаюсь увидеть свои коллекции после их представления на публике. Я боюсь встречи с дорогими моему сердцу образами после соприкосновения их с жизнью, публикой, продавцами. Они повзрослели далеко от меня.
После большого салона, в свою очередь, заполняется лестница. На ней тесно набились зрители, вплоть до последней ступеньки, откуда, вытянув шею, можно увидеть верхушку шляпы, если она на Виктории, и все лицо, если это другая девушка. Сверху, наклонившись, можно различить сквозь кованую решетку и весь силуэт, если ты занимаешь первую треть ступеней.
Если сидишь внизу, то видишь нижнюю часть вечернего платья, а в худшем случае – туфли манекенщицы. Эти места на лестнице удивительно вместительны. За полчаса до начала показа на каждой ступеньке спокойно размещаются двое, сидя бок о бок; через двадцать минут ступени исчезают под волной новых зрителей.
Коктейльное платье с треном от Диора, 1955
Теперь лестница напоминает тяжело нагруженную лодку, готовую к отплытию. Здесь также пристраиваются некоторые привилегированные сотрудники Дома: одни садятся на стульях на первой площадке, другие – в амбразурах окон, а последние – где придется. На самом верху – целый рой учениц в белых халатах, на мгновение улизнувших от наблюдения своих мастериц.
Десять часов двадцать пять минут.
Я прошу спросить у мадам Раймонды, как дела в зале. Я хочу знать, приехали или нет, наконец, наиболее важные гости, без которых нельзя давать сигнал начала показа – три удара. Да, они прибыли. На мгновение все замолкают – «ангел пролетел». Один миг – и девушки готовы. Полные нетерпения, они выстраиваются в боевом порядке в узком коридоре, который ведет в первый салон. Все взволнованны, и я уверен, что публика тоже. Никто не знает, что произойдет. Легкий шум – это мадам Раймонда дает знать первой манекенщице, что она может выходить. Затаившись за занавесом, я отдаю себя в руки Провидения.
Именно в этот момент, когда манекенщица надела модель и идет на подиум, освещенная светом прожекторов, я могу – в первый и в последний раз – увидеть свои платья самым лучшим образом. Как бы я ни устал, этот миг – всегда мгновение счастья. Никогда и сама манекенщица, и платье не кажутся мне более привлекательными. Судьба модели все еще таинственна, но я уже вознагражден за свои муки и беспокойство, наблюдая, как на моих глазах оживает моя мечта. Откуда возникает успех? Я не могу этого предвидеть. Найдем ли мы его там, где ждем – на пути смелости и подлинной новизны? Или же, напротив, публика не примет те модели, что мне всего дороже, и станет аплодировать другим? А вдруг она останется равнодушной? Это будет катастрофа, это без конца снится мне по ночам.
Она уже в зале, внимательная, любопытная, готовая восхищаться и разочаровываться. Кто-то встал, чтобы привлечь внимание друга, замеченного на другом конце зала. Опоздавшие требуют программку. Угощают друг друга конфетами. Девушка обходит ряды, предлагая зрителям веера. Вспыхивают сигареты. Когда выходит первая манекенщица, все уже уселись как по волшебству, и устанавливается мертвая тишина. Стоя у двери, ведущая называет модель и повторяет ее номер по-английски:
