Книга Тайна генерала Каппеля - Герман Романов

– Есть, товарищ генерал!

Подполковник Ивановский подчеркнуто четко поднес ладонь в перчатке к папахе и, как истовый «павлон», так в шутку называли юнкеров Павловского военного училища, известных всей русской армии за свою великолепную строевую выправку, лихо повернулся через левое плечо. И быстро пошел к складам, отдавая на ходу распоряжения. Петров подошел к совершенно обалдевшим от услышанных слов обозникам – те только хлопали ресницами, не в силах поверить сказанному, – чтобы золотопогонники себя товарищами прилюдно называли?!

– Вы мобилизованы на три недели, товарищи солдаты. Послужите народной советской власти этот срок, и свободны – староваты вы для настоящей воинской службы. Вам выдадут по 70 рублей золотом, гостинцы детишкам и внучатам прикупите – и по домам! Хватит воевать! Вот большевиков выгоним, незачем им народ мутить и кровь проливать! Они и так всю власть себе заграбастали, народ не спросили. Мы за Политцентр и настоящую власть Народных советов!

Слова давались ему легко, словно генерал отрепетировал речь. Да так оно и было – Павел Петрович озвучивал самого главнокомандующего и сам немного верил в то, что говорил, – если земство переименовать в «советы», то за такую власть, без коммунистов и левой эсеровщины, почти все белые без раздумий воевать пойдут. Да и настоящих истовых монархистов не так уж много среди каппелевцев – дискредитировало себя самодержавие, раз страну до ручки довело, с развалом и междоусобицей…

– Брате-генерал, ничего не стоит взять Иркутск – там укрепления вдоль реки только сейчас из бревен и снега сооружать стали. Их комиссары дюже вас боятся, а солдаты ваши листовки взахлеб читают. Поверить никак не могут, что расправы чинить над ними не будете.

Перед Петровым спустя час стояли два солдата-чеха, загорелые, обветренные и добродушные лица, глаза смотрят честно и прямо, во всем облике та внешняя выправка и дисциплина, что свойственна только кадровому солдату. К сожалению, среди «братушек» таких осталось мало – большая масса чехов тронута гнилью большевицкой агитации. А эти воины два дня выполняли приказ своего командования – вроде безмятежно слоняясь по Иркутску, провели разведку и принесли важные сведения.

– Ваши бывшие солдаты трусят, многие бегут – но пока боятся комиссаров. Начнете атаку, перебегут все, знают, что генерал Каппель держит свое слово. Их самих большевики дюже боятся, в опаске, что в спину стрелять начнут. Драться будут лишь рабочие, но их немного, несколько сотен. Вместе с коммунистами тысяча бойцов наберется, не больше. Остальные за их власть биться не станут!

Петров улыбнулся – сведения были важные. Генерал уже опросил несколько перебежчиков, дезертирство началось повальное. А вот разведка чехов другое дело – взгляд со стороны стоит того, чтобы к нему отнестись со вниманием. И тут заговорил другой солдат, коротко, четко и по существу, как настоящему военному и положено:

– Позиции их совсем не страшны – они только местами понастроили окопы из снега и облили их водою, чтобы лед был. Обойти везде можно. Я, брате-генерал, в вашем штабе план всех их укреплений нарисую, пулеметные точки покажу. Мы везде были. У них десятка два «максимов» всего, установили бы больше, но расчеты худы больно, стрелять не умеют, разбирать не могут – сам видел и даже учил их немного.

Чех ухмыльнулся, и генерал сразу же понял, что после «советов» этого солдата пулеметы стрелять совсем перестанут после первого перекоса, что при холщовых лентах обычное явление. А солдат, почувствовав его настрой, добавил решительно:

– Только скорее надо идти, и сразу Иркутск возьмете!

Тушамский остров на Ангаре,

командир Барнаульского стрелкового полка

полковник Камбалин

– Какая убогость мышления, – полковник Камбалин недоуменно пожал плечами – занятые партизанами позиции на острове никак не отвечали ни одному тактическому условию боя, а сила огня, вернее, его немощь, не соответствовала задаче остановить авангард белых войск, идущих по Ангаре.

Всего пара станковых пулеметов, к которым патронов в обрез, сотня винтовок с пятью обоймами на каждую – плотность огня никакая, неужели их вожаки думали, что белые войска деморализованы настолько, что сдадутся при первом выстреле, воткнут винтовки штыками в снег, испугаются многочисленного противника, преградившего им путь. Да, партизан собралось не менее пяти сотен, только вот вооружение у подавляющего большинства красных никакое – охотничьи дробовики, бесполезные на широкой глади Ангары, да, судя по дымкам, десятка два старых берданок. Последние ружья сняли с вооружения армии еще четверть века тому назад, когда перешли на трехлинейки Мосина, и еще до мировой войны стали распродавать с военных арсеналов населению – вот кто-то из здешних крестьян и прикупил по случаю. Патроны старые, еще дымным порохом начиненные, и вряд ли их много, может, по десятка три на ствол и наскребут.

– Георгий Максимович, – Камбалин повернулся к седоусому офицеру с полковничьими погонами на потрепанной шинели. – Дайте пару-тройку гранат, потом из пулеметов слегка поверху пригладим, может, сразу и сдадутся. Грех на душу не хочу лишний брать – судя по всему, красные партизаны местных мужиков мобилизовали наскоро. Побьем ведь дурней, как бабы без них хозяйствовать станут?

– Похоже на это, Александр Иннокентьевич, – старый артиллерист прищурил глаза. – Дистанция прямого выстрела, а потому не гранатой, а шрапнелью, на удар поставленной, угощу, хватит за глаза и этого.

Камбалин только кивнул в ответ, оценив перспективы боя для красных как совершенно неудовлетворительные. Стрелкиˊ его Барнаульского полка, отступавшие с Алтая, уже залегли в пятистах метрах от острова, двигаясь к нему перебежками, установили пулеметы. Теперь большевикам с острова никуда не деться – даже бегство не спасет, от пули еще никто не убегал. Сотня саженей по ровной ледяной глади до спасительного берега, укрытого тайгой, совершенно невозможная дистанция даже для стремительного арабского скакуна, – станковый пулемет за это время две ленты в 250 патронов каждая опустошит, и даже вода в кожухе на таком морозе не вскипит. Куда уж там убежать мужикам в валенках и унтах, да еще по скользкому льду, запорошенному снежком…

Камбалин обвел веселым взглядом большую, сотни в три, толпу понурившихся крестьян. Как он и предполагал, все они оказались местными уроженцами, из таежных сел Тушамы, Невона и Карапчанки, что растянулись по берегам Ангары на добрых полсотни верст. Опытный полковник оказался прав – партизаны не рассчитывали, что белые не только станут драться, но у них еще окажутся в колонне пушки. И хотя на открытую позицию была установлена одна трехдюймовка, остальные три везли на санях в разобранном виде – мороки много тащить пушку на колесах по санному следу даже по гладкому льду, по таежным проселкам орудие зимой вообще не протащишь, – но этого за глаза хватило. Две шрапнели начисто разворотили прибрежные кусты – стрельба с острова сразу прекратилась. А затем застрекотали пулеметы, «подстригая» кустарник и высокие сосны, – сбитые пулями ветки падали на головы ошалевших от страха мужиков.