Книга Как далеко ты сможешь пройти? - Джон Маклин

За 30 метров до финиша я остановился в последний раз.

— Ты можешь немного их понести? — спросил я Дэвида Найта и отдал ему свои палки для ходьбы.

Затем я повернулся к Аманде.

— Ты готова?

— Готова, — ответила она.

Мы с двух сторон взяли Джека за руки, а затем все втроем прошагали последние 30 метров и пересекли линию финиша. Вместе. Каждое испытание, с которым мне удалось справиться, каждый Эверест, который я сумел покорить, сыграли свою роль в этой кульминации. Ничто из того, чего я добился раньше, не могло сравниться с этим достижением ни по степени трудности, ни по уровню чистой радости, которую оно мне доставило. Когда Аманда, Джек и я пересекли эту линию, она стала для нас не финишем, а началом пути по совершенно новому миру возможностей. И сейчас мне не терпится увидеть, как далеко мы сможем пройти по этому пути все вместе.

Послесловие

Каждый раз, когда я рассказывал свою историю, меня спрашивали, считаю ли я это чудом. Единственный способ получить точный ответ на этот вопрос заключался в том, чтобы заглянуть внутрь моего тела и посмотреть, так это на самом деле или нет. Для этого мне нужно было сделать магнитно-резонансную томографию (МРТ).

Как ни странно это звучит, первая МРТ моего позвоночника была проведена лишь через двадцать шесть лет после несчастного случая. Хотя в 1988 году эта технология уже существовала, она еще не стала общедоступной. И дело не в том, что такое обследование могло внести какие-то изменения в процесс оказания мне медицинской помощи. Лечившие меня медики знали, что позвоночник у меня поврежден довольно серьезно. МРТ позволила бы им получить визуальное изображение, по которому они смогли бы оценить реальную степень этого повреждения. Без него им оставалось только гадать, сколько из трех миллионов нервов, составляющих спинной мозг, осталось нетронутыми и сколько их было потеряно навсегда.

Руководители программы «60 минут» договорились, что эта первая МРТ будет включена в сюжет передачи обо мне. Отчасти их инициатива была продиктована желанием попытаться найти объяснение тому, что произошло, когда я снова начал ходить. Люди, которые провели четверть века в инвалидной коляске, просто так не встают и не ходят. Корреспондент «60 минут» Джорджи Гарднер взяла интервью у доктора Джона Ё — специалиста по позвоночнику, который был моим лечащим врачом, и спросила его, что он думает о происшедшем. Будучи религиозным человеком, доктор Ё без колебаний назвал восстановление моих функциональных способностей чудом. МРТ стала одним из исследований, которые должны были ответить на вопрос, так это или нет. Доктору Ё и мне хотелось узнать, неужели нервы моего спинного мозга смогли регенерироваться сами по себе.

Я стоял в глубине кабинета, пока доктор Ё и радиолог доктор Дэвид Бразьер изучали снимки сканирования, размещенные на настенных экранах перед ними.

— Подойди ближе, Джон. Тебе будет интересно посмотреть, — сказал доктор Бразьер.

Я подошел. Доктор Ё отступил в сторону, чтобы дать мне место. Кабинет был довольно маленьким.

— Вот тут, — сказал доктор Бразьер, указывая фломастером на то, что было похоже на темный пузырек, тянувшийся вдоль моего спинного мозга, — хорошо просматривается новообразование на твоем спинном мозге. А теперь взгляни сюда.

Он указал на белую область продолговатой формы с очень маленьким темным пятнышком, разместившимся чуть в стороне от центра.

— Это поперечное сечение спинного мозга. Белая область — это поврежденный мозг, а этот крошечный участок вот здесь, — он обвел кружком маленькое скопление темных точек, — мозг, который остается живым. Этого достаточно, чтобы в твоем конкретном случае у тебя сохранились кое-какие функциональные способности. Но скажу тебе честно, я поражаюсь, глядя, как ты ходишь, поскольку эти снимки показывают, что степень повреждения довольно велика.

Чтобы вы могли получить представление о соотношении здоровых и мертвых нервов, скажу, что если поперечное сечение спинного мозга увеличить до размера всей континентальной Америки, то здоровые нервы уместятся на территории штата Миссури.

Я кивнул и уставился на изображение на экране. Возможность увидеть, наконец, своими глазами повреждение спинного мозга, причиненное несчастным случаем, происшедшим так много лет назад, вызывала у меня довольно странные ощущения. По сравнению с ссадинами, покрывавшими тогда все мое тело, повреждение спинного мозга было слишком маленьким.

Доктор Ё прервал возникшую паузу:

— Как по-твоему, Джон, если бы тогда, в 1988 году, мы сделали тебе МРТ, картинка была бы такой же, как сегодня?

— Да, — сказал я. — Не думаю, что она вообще хоть сколько-нибудь изменилась. Я до сих пор не способен делать многое из того, что не мог делать в 1988 году.

— Полагаю, ты прав, — сказал доктор Ё.

В разговоре с доктором Ё мне не нужно было вдаваться в детали, но здесь, пожалуй, стоит вкратце перечислить вещи, которые не изменились: я по-прежнему не могу двигать правой стопой вверх и вниз. Я все еще не способен выполнять ногами движение в сторону от центра тела, по-научному именуемое отведением. У меня до сих пор почти не работают мышцы правой ягодицы и такая же низкая тактильная чувствительность обеих ног, как и в тот день, когда я очнулся в больнице, опутанный трубками, торчавшими из моего тела.

МРТ позволила мне увидеть врага, которого я пытался победить на протяжении двух с половиной десятилетий, но все же не объяснила, почему теперь я способен делать вещи, которых не мог делать более двадцати лет. Как получилось, что теперь я могу ходить? В здоровом спинном мозге насчитывается три миллиона нервов. В районе моего грудного позвонка Т12 количество работающих нервов исчисляется тысячами, возможно десятками тысяч. Почему они вдруг позволили мне ходить? Чудо ли это? Если нет, то может ли моя способность вставать с инвалидной коляски и обходиться без нее подарить надежду и стать путеводной звездой для других людей с повреждениями спинного мозга?

Я был не единственным, кого волновали подобные вопросы. Корреспондент программы «60 минут» спрашивала доктора Ё о том же, когда рассматривала снимки, висевшие на подсвеченных экранах.

— Мы считаем, что у Джона функции восстанавливаются не в результате регенерации нервов, а вследствие открытия проводящих путей.

Вот как он мне это объяснил.

— С медицинской точки зрения это сначала показалось мне чудом. Но когда я проанализировал твои недавние достижения, то пришел к выводу, что новый терапевтический подход Кена Вара вполне сообразуется с принципом загрузки сообщений в участки спинного мозга, расположенные выше места повреждения, в самом месте повреждения и, может быть, даже ниже его, что приводит к возникновению накопительного эффекта. В прежние времена подобный принцип был хорошо известен физиотерапевтам под названием «проприоцептивная нейро-мышечная фасилитация» (ПНФ). Это означает, что оставшиеся нейронные проводящие пути не регенерируются, а просто «просыпаются».