Книга Нацистская пропаганда против СССР. Материалы и комментарии. 1939-1945 - Дмитрий Хмельницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот первая категория лиц, заключенных в СЛОН, – нэпманы, их жены, их дети старше 13 лет, лица, состоявшие у них на службе, владельцы мелких и средних домов и предприятий. Все они заочно осуждены коллегией ОГПУ на сроки обычно не ниже 3 лет и до 10 лет включительно. По отбытии срока наказания (что случается не часто, так как редкий из заключенных выдерживает более 3 лет заключения) они, как правило, ссылаются на три года в ссылку на поселение в глухие и отдаленные места России.
Крестьяне. Вторая группа заключенных в СЛОНе – крестьяне. Слезы навертываются на глаза при виде крестьян, когда они прибывают на Попов остров, где расположены штаб 1-го отделения СЛОНа Кемьперпункт (Кемьский пересыльный пункт) и в карантинные роты.
В лаптях, в изорванных и грязных, домотканого сукна поддевках, сами, как шахтеры, грязные, все худые, бледные, изможденные, со страхом на страдальческих лицах, с дрожащими губами и выпученными глазами, они заискивающе смотрят на принимающих их в лагерь, психически не вполне нормальных чекистов-надзирателей. По нескольку часов стоят они на морозе в строю, дрожа всеми членами от пронизывающего их насквозь северного холодного ветра. Каждого, кого надо и не надо, они называют «гражданином начальником». В их движении, на их страдальческих худых лицах чувствуется сильнейшее желание угодить каждому чекисту и снискать его милость...
Крестьяне в СЛОН попадают, главным образом, за пассивное нежелание идти в колхозы, насаждаемые теперь в целях «коллективизации сельского хозяйства». «Индивидуальных собственнических хозяйств и частной собственности вообще в социалистическом обществе не должно быть», – говорят коммунисты. «Частная собственность это пережиток старины», – авторитетно добавляют 18 – 20-летние комсомольцы, важно шагающие по русским деревням с портфелями из крокодиловой кожи и занятые там проведением коллективизации.
Но какая связь коллективизации со ссылкой в СЛОН? – спросит читатель. Ведь коллективизация добровольна. Связь тут прямая и тесная. О добровольных действиях «свободных» граждан СССР в России существует такой анекдот. Макдональд в дружеской беседе с Чичериным сказал: «Скажите, пожалуйста, господин Чичерин, как это вы умудряетесь распространять в России всякого рода внутренние государственные займы? Бросьте в сторону дипломатию, и давайте говорить просто». – «Э, чудак вы, мистер Макдональд. Дело все в том, что мы, коммунисты, хорошо знаем психологию нашего народа; мы знаем, как правильно и вплотную подойти к нему. Граждане воспитаны нами в духе классового самосознания, они научены у нас мыслить государственно – вот где лежит та причина, которой вы интересуетесь». – «Но помилуйте, господин Чичерин, наши англичане тоже государственно мыслящие люди; однако у нас, в Англии, никак этого нельзя было бы сделать; раз англичанин знает, что преподносимая ему пища горькая, он ни за что не станет ее кушать». – «О, мистер Макдональд, вы ошибаетесь, – сказал Чичерин. Он тут же подозвал к себе собачонку и намазал ей горчицей под хвостом. Собака сначала завизжала, закрутилась, а потом присела и начала вылизывать горчицу... – Вот видите, – сказал Чичерин, – горчица как будто и горькая, однако собака облизывает ее». – «Да, – ответил Макдональд, – вы правы, господин Чичерин...»
Вот типичная обстановка, при которой производится в деревнях коллективизация... Председатель, например, какой-нибудь деревни на Кавказе – не ее житель. Ни жизни этой деревни, ни людей ее совершенно не знает; он прислан для местной административной работы откуда-нибудь из центра России. Он – не выборное лицо, как это полагается по советской Конституции, а назначенец; его на эту работу назначил партийный комитет, по указанию ОГПУ, потому что он состоит активным секретным сотрудником его. От партийного комитета председатель исполкома имеет директиву о проведении сплошной коллективизации в деревне («так как ваш район объявлен районом сплошной коллективизации»), а от ОГПУ приказ «брать на карандаш весь тот контрреволюционный элемент, который не пожелает вступать в коллективы, и немедленно доносить нам с одновременным представлением списка всех кулаков деревни».
В обоих приказах председатель исполкома предупреждается: «Невыполнение директивы партии повлечет за собой привлечение вас к уголовной ответственности за халатность».
Такое же предупреждение получают секретари коммунистической и комсомольской ячеек и секретарь союза воинствующих безбожников, все сотрудники ОГПУ. Эти комдворяне собирают крестьян на общее собрание и начинают доказывать им, что «собственность – пережиток старины», что «собственностью попы затемняют классовое сознание пролетариата», что крестьяне, – если они не враги советской власти и не контрреволюционеры, – должны немедленно записаться в коллективы, в которых для них будет не жизнь, а рай. «А если кто не будет записываться в коллективы, – обычно, с пеной у рта, добавляет секретарь комсомольской ячейки, – то он – враг советской власти. Врагам советской власти нет места в СССР, ибо, как сказал товарищ Сталин, врагов советской власти мы должны вырвать с корнем и уничтожить кулаков и собственническую гидру контрреволюции». После такого заключения крестьяне, за 13 лет достаточно хорошо наученные понимать советские приказы о социалистическом строительстве, записываются в коллектив. Некоторые же «чересчур умные», как их называют на своем языке чекисты, зная из газет, что коллективизация добровольна, в коллективы не записываются. Чекисты расценивают это как «пассивное сопротивление делу социалистического строительства». На таких крестьян председатель исполкома совместно с секретарями коммунистической ячейки, комсомола и союза воинствующих безбожников немедленно составляет списки и направляет их в распоряжение ОГПУ. Последнее «виновных», вместе с семьями, арестовывает и ссылает: главу хозяйства на принудительные работы в СЛОН (как правило, на 10 лет), а членов и родственников, если они жили вместе, – в разного рода ссылки на поселение. Имущество их конфискуется и передается в собственность коллектива.
Такова участь тех крестьян, которых большевики называют середняками. «Кулаки» умнее середняков. Они знают, что их положение такое, что им не только нельзя оказывать «пассивного сопротивления», но надо всячески угождать власти. «Кулаки» без всякой агитации, сами просят их записать в коллектив, но... их арестуют и так же, как тех, кто «пассивно сопротивляются», ссылают в УСЛОН и в ссылки. Имущество их точно так же конфискуется и передается в собственность коллектива.
Была и другая связь коллективизации с заселением северных лагерей. Когда было принято решение о сплошной коллективизации сельского хозяйства, крестьяне начали продавать свой скот и другое имущество.
«А-а! Вот оно где, гнездо контрреволюции. Вот где кулаки. Вот кто мешает делу социалистического строительства!» – сказали чекисты и донесли об этом Лубянке (Центральное ОГПУ в Москве) в своих ежемесячных докладах. Лубянка дала на этот счет соответствующую директиву. В результате ее и эта группа «пассивно сопротивляющихся» начала арестовываться и ссылаться на принудительные работы в СЛОН, на срок, как правило, 10 лет. Этим врагам советской власти предъявляется обвинение по статье Уголовного кодекса, предусматривающей экономическую контрреволюцию.
На 1 мая 1930 г. их в СЛОНе состояло 8750 человек. Имущество их, по постановлению коллегии ОГПУ, было конфисковано и передано в собственность коллективов. Семьи и их родственники, которые при них жили, ссылаются на поселение в Нарым, Казахстан, Сибирь, на Урал и в Мурманский край на Хибинские апатитовые руды.