Книга Дзэн и искусство ухода за мотоциклом - Роберт Пирсиг

Исчезнет поэзия: смысл в ней бывает далеко не всегда, а практической ценности никакой. Интересно, что пропадет комедия. Все перестанут понимать шутки, поскольку разница между чувством юмора и его отсутствием – Качество в чистом виде.

Затем исчез спорт. Футбол, бейсбол, всевозможные игры – испарятся. Счет больше не будет осмысленным мерилом, останется пустой статистикой, как количество камней в куче гравия. Кто будет ходить на матчи? Кто будет играть?

Потом он вычел Качество из системы рыночных отношений и предсказал грядущие перемены. Поскольку качество вкуса смысла иметь не будет, в магазинах останутся лишь самые основные крупы – рис, например, кукурузная и прочая мука и соевые бобы; возможно, какое-нибудь неопределенное мясо, молоко для грудных детей, а также витаминные и минеральные добавки для восполнения недостатка в питательных веществах. Алкогольные напитки, чай, кофе и табак пропадут. Равно как танцы, кино, театры и вечеринки. Все будем ездить общественным транспортом. Все будем носить армейские сапоги.

Очень многие останутся без работы, но это скорее всего временно – пока не переориентируемся на рудиментарный труд без Качества. Прикладная наука и техника изменятся в корне, а вот чистая наука, математика, философия и особенно логика изменений не претерпят.

Вот это последнее до крайности заинтересовало Федра. Чисто интеллектуальные занятия менее всего пострадают от вычитания Качества. Откажешься от Качества – неизменной останется лишь рациональность. Странное дело. С чего бы?

Федр не знал, но понимал вот что: если вычесть Качество из картины известного нам мира, понятие это окажется велико и важно – он поначалу и не подозревал, насколько велико и важно. Мир может функционировать без Качества, но жизнь будет так скучна, что хоть вообще не живи. Да и не стоит. Слово стоить – понятие Качества. Жизнь просто будет проживаться без ценностей и без целей.

Он оглянулся: вот куда завела его эта линия мысли, – и решил, что еще как доказал свою точку зрения. Раз очевидно, что мир без Качества нормально не функционирует, Качество есть, определено оно или нет.

Вызвав это видение мира без Качества, Федр вскоре обратил внимание: он же читал о похожих социальных раскладах. На ум пришли Древняя Спарта, коммунистическая Россия и ее сателлиты. Красный Китай, «Дивный новый мир» Олдоса Хаксли и «1984» Джорджа Оруэлла. Да Федр и сам встречал людей, которые только радовались бы этому миру без Качества. Например, те, кто заставлял его бросить курить. Они требовали от него рациональных причин: почему он курит? А когда таковых не отыскивалось, вели себя очень надменно, будто он перед ними опозорился. Им подавай причины, планы и решения для всего. Сородичи его. Вот на кого он сейчас нападает. И Федр долго шарил в поисках подходящего имени, которое полностью бы их характеризовало, – лишь бы как-то постичь этот мир без Качества.

В первую очередь, мир этот интеллектуален, но покоится не на одной разумности. Еще есть некое подспудное мировосприятие, отношение к тому, каков этот мир, – презумптивное видение того, что он работает по законам, разумно, а совершенствуется человек главным образом через открытие этих законов разума и применение их к удовлетворению собственных желаний. Эта вера все и связывает. Сощурившись, Федр поразглядывал картину такого мира без Качества, проработал некоторые детали, подумал, затем поглядел еще немного и еще немного подумал – и наконец, вернулся к тому, с чего начал.

Квадратность.

Вот этот взгляд. Вот полное описание. Квадратность. Вычитаешь Качество – получаешь квадратность. Отсутствие Качества – суть квадратности.

Федр вспомнил своих приятелей-художников, с которыми как-то путешествовал по Штатам. Те были неграми и все время сетовали на эту Бескачественность, которую он описывал. Квадратный. Их слово. Тогда его еще не подхватили СМИ, не запустили в национальное употребление белыми, а приятели Федра уже называли интеллектуальное барахло квадратным и не хотели иметь с ним ничего общего. И у них с Федром в разговорах и отношениях воцарилась фантастическая мешанина: он служил первоклассным примером этой квадратности. Чем упорнее он пытался их на чем-то подловить, тем туманнее они изъяснялись. А теперь у него это Качество – и он сам, похоже, говорит то же самое и так же смутно, хотя оно жестко, ясно и плотно, как любая рационально определенная сущность, с которой он когда-либо имел дело.

Качество. Вот о чем они все время говорили. Федр вспомнил, как один его приятель сказал: «Чувак, ты уж будь добр, врубись, а эти свои чудненькие семидолларовые вопросы придержи, а? Если все время спрашивать, что это, не хватит никакого времени узнать». Душа. Качество. Одно и то же?

Волна кристаллизации катила дальше. Федр видел сразу два мира. С интеллектуальной – квадратной – стороны он теперь понимал: Качество – термин разъединения. Его ищет каждый интеллектуал-аналитик. Берешь аналитический нож, суешь кончиком прямо в понятие «Качество», постукиваешь – не сильно, легонько, – и весь мир раскалывается, расщепляется ровно на две части: хипповый и квадратный, классический и романтический, технический и гуманитарный. Раскол чистый. Нет путаницы. Нет грязи. Нигде ни малейшей двусмысленности – может, так, а может, и эдак. Не просто умелый разлом, а очень удачный разлом. Иногда и лучшие аналитики, ведя пальцем по самым очевидным линиям раскола, постукают так, что лишь куча мусора останется. Однако вот оно, Качество; крошечная, едва заметная линия дефекта; трещинка алогичного в нашем понятии вселенной; а постукал по ней – и вселенная распалась, да так аккуратно, что почти не верится. Был бы жив Кант. Старик бы оценил. Искусный гранильщик алмазов. Он бы увидел. Не определять Качество. Вот в чем секрет.

У Федра забрезжила мысль: он, видимо, занимается неким интеллектуальным самоубийством. Он писал: «Квадратность можно сжато и в то же время исчерпывающе определить как неспособность видеть качество до того, как оно интеллектуально определено, то есть изрублено на слова… Мы доказали, что качество, хоть и не определенное, есть; его существование можно эмпирически удостоверить в классе и продемонстрировать логически – показать, что без него мир не может существовать в известном нам виде. Остается убедиться, проанализировать не качество, а странные привычки мышления, называемые «квадратностью», которые иногда мешают нам его видеть».

Вот так тщился он отразить нападение. Предметом анализа, пациентом на столе, было уже не Качество, а сам анализ. Качество здорово и в хорошей форме. Это с анализом что-то не то, раз он не видит очевидного.

Оглядываюсь: Крис сильно отстал.

– Пошли! – кричу я.

Не отвечает.

– Пойдем же! – кричу я снова.

Он заваливается на бок и садится в траву на склоне. Я оставляю рюкзак и спускаюсь. Склон так крут, что приходится слезать боком. Когда я подхожу, Крис плачет.

– Я ногу подвернул, – говорит он и не смотрит на меня.

Когда эго-скалолазу надо оберегать собственный образ, он, естественно, лжет. Но видеть такое отвратительно, и мне стыдно, что я это допустил. Мне уже не хочется идти дальше – желание разъели его слезы, я заразился его внутренним поражением. Сажусь, свыкаюсь с этой мыслью, не отбрасывая ее, поднимаю рюкзак Криса и говорю: