Книга История пчёл - Майя Лунде

Я питал надежду, что профессор примется расспрашивать, хотя бы поинтересуется, откуда я черпаю силы, однако он молчал, повернувшись ко мне вполоборота, словно собираясь вот-вот удалиться.

Подойдя к изгороди, я снял шляпу и маску. Мне хотелось удержать его, протянуть руку для рукопожатия, сжать его ладонь в своей. И тут я сообразил, что лицо мое наверняка раскраснелось и, вероятнее всего, блестит от пота. Я украдкой вытер лоб, но от его взгляда это не укрылось.

— В таком одеянии жарко, — сказал Рахм, и я кивнул. — Впрочем, при такой работе наиболее разумным будет прикрыть тело.

— Да… — Я не понимал, к чему он клонит.

— Если не прикрываться, можно нанести значительный ущерб собственному здоровью, — продолжал он знакомым назидательным тоном, будто сообщая мне нечто новое.

— Это мне известно, — коротко ответил я, сгорая от желания поделиться с ним каким-нибудь мудрым и незаурядным наблюдением, заставить его улыбнуться, но на ум приходили лишь банальности.

— Поэтому пчелы никогда не воодушевляли меня. До них невозможно дотронуться.

— Это зависит от вашей уверенности в себе.

Но он будто не слышал.

— Если, конечно, вы не Уайлдмен. — Его губы растянулись наконец в улыбке.

— Уайлдмен?

Рахм, совсем как раньше, подсунул мне незнакомое имя. Как это похоже на него! Не человек, а бездонный кладезь знаний.

— Ах вот как. Вы не читали об Уайлдмене?

— Нет… Впрочем, не уверен… Кажется, что-то слышал.

— Циркач, фокусник. Шарлатан. И большой шутник. Он брал пчел голыми руками и пускал ползать по лицу. Без всякой защиты. Прославился благодаря номеру под названием «Пчелиная борода». — Для пущей наглядности Рахм провел рукой по лицу. — Он сажал пчел на щеки, подбородок и шею. Уайлдмен даже выступал перед королем Георгом Третьим. Кажется, это было… в 1772, верно? — Он вопросительно посмотрел на меня, словно ожидая ответа. — Впрочем, это несущественно. Этот Уайлдмен был настоящим безумцем. Его номер иначе как русской рулеткой не назовешь, а он делал вид, будто повелевает пчелами. На самом же деле он просто заставлял пчел роиться. Закармливал их сиропом и вытаскивал из улья матку. А ведь пчелы всегда устремляются за маткой. — Судя по тону, Рахм и мысли не допускал о том, что это мне известно. — Его отец по молодости тоже проделывал подобные фокусы. Томас Уайлдмен. Но со временем взялся за ум и стал уважаемым пчеловодом. Его признавали даже дворяне. Отпрыск же его, напротив, так всю жизнь и предавался безрассудствам. Бог знает, что он хотел доказать.

— Да уж, — поддакнул я.

— Ну что ж. — Рахм приложил руку к шляпе. — Вы, господин Сэведж, на Уайлдмена не похожи. Это мы оба знаем. И тем не менее будьте осторожны. — Он отмахнулся от пчелы. — Жалят они больно. — И Рахм зашагал прочь.

— Рахм! — Я шагнул за ним.

— Да? — Он обернулся.

— Может, вы уделите мне минутку… мне хотелось бы показать вам кое-что.

* * *

Пока я показывал ему улей, он не проронил ни слова. А я нахлобучил шляпу Шарлотты и завесил маской лицо, поэтому глаз его разглядеть не мог. Я говорил все быстрее, тонул в объяснениях, окрыленный возможностью впервые показать кому-то мое собственное детище. И сказать нужно было так много, так много объяснить. Я продемонстрировал, с какой простотой смогу теперь извлекать мед, как легко вынимать соты, объяснил, как, почти не прилагая усилий, поддерживать в улье чистоту. Я отдал должное и моему предшественнику, упомянул, что на создание этого улья меня вдохновил Юбер, но что моя модель намного проще в обращении и позволяет сохранять внутри более приятную для пчел температуру. И разумеется, я не забыл отметить роль, которую мое изобретение сыграет в дальнейшем изучении пчел.

Наконец поток объяснений у меня иссяк, и я заметил, что даже запыхался.

Наконец-то.

Я ждал ответа, но его не последовало.

Молчание становилось все более тягостным, подогревая зародившийся во мне страх.

— Я был бы очень признателен, если бы вы поделились со мной своими соображениями, — решился я наконец.

Он обошел вокруг улья, с великим тщанием осмотрев его со всех сторон. Открыл его. Закрыл.

Я убрал руки за спину, чувствуя, как пот буквально просачивается сквозь ткань перчаток.

А потом он заговорил:

— Вы сконструировали улей Дзержона. — Я молча смотрел на Рахма, не понимая, о чем он толкует, и тогда профессор медленно повторил: — Вы сконструировали улей Дзержона.

— Прошу прощения?!

— Ян Дзержон. Священник и пчеловод. Он поляк, но живет в Пруссии. Этот улей — его изобретение.

— Да нет же… Это я сам… Я… я и не слышал об этом… Как его… Тсе…

— Дзержон. — Рахм повернулся спиной к улью, отошел чуть в сторону и снял шляпу. Лицо его было красным. Неужели я так разгневал его? — Я впервые прочитал о его улье более десяти лет назад. Дзержон опубликовал несколько статей в Bienenzeitung. — Он смерил меня ничего не выражающим взглядом. — Впрочем, насколько я знаю, вы этого журнала не читаете, а за пределами научных кругов его статьи малоизвестны, поэтому неудивительно, что вы о них не слышали. — Опять этот назидательный тон. — Тем не менее созданный вами улей, как вы верно заметили, позволит вам весьма успешно проводить исследования in vivo. Я не исключаю, что эта работа принесет плоды.

Он улыбнулся, и я догадался, что не от гнева покраснело его лицо, а от с трудом сдерживаемого смеха, безрадостного и сдавленного. Я опять разочаровал его, и смех — единственное, что ему оставалось.

Однако Рахм не дал волю смеху — он лишь молча стоял и смотрел на меня, совершенно очевидно ожидая ответа. Я был не в силах произнести ни слова. Ведь это все неправда? Неужели мои усилия потрачены впустую? Горло перехватило, кровь бросилась мне в лицо. Поняв, что ответа от меня не дождаться, он вновь заговорил:

— Я советовал бы вам ознакомиться с соответствующей научной сферой заблаговременно, перед тем как вы направите силы на последующие изыскания. За последние годы данная научная дисциплина шагнула невероятно далеко. Например, Дзержон утверждает, что пчелиные матки и обычные рабочие пчелы выводятся в результате оплодотворения, трутни же, в свою очередь, развиваются из неоплодотворенных яиц. Данная теория весьма спорная, однако шуму наделала немало. Кроме того, работы Дзержона вдохновили молодого монаха по имени Грегор Мендель на исследование наследственности, равного которому в научном мире не видели. Как вы понимаете, пищи для размышлений здесь немало. — Он взмахнул шляпой. — В любом случае, отрадно видеть, что вы вновь полны жизни. И я крайне признателен вам за то, что вы показали мне эту занятную игрушку.

Я сжимал в руках шляпу, и протягивать ему руку показалось мне от этого неуместным. Сказать я тоже ничего не смог — боялся, что за словами последуют рыдания.