Книга Расовые мифы нацизма. Врага надо знать! - Владимир Родионов

А вот официальная позиция и руководства Рейха, и руководства вермахта была совсем иной, что было выражено в директивах фюрера за конец июля 1941 г. и почти дословно изложено в приказе Верховного командования вермахта (ОКВ) от 6 августа 1941 г., в котором в том числе приказывалось: «Религиозную или церковную деятельность гражданского населения не следует ни поощрять, ни препятствовать ей. Военнослужащие вермахта должны, безусловно, держаться в стороне от подобных мероприятий».[532] А в приложении к приказу ОКВ от 24 ноября 1941 г. прямо говорилось, что «необходимо обратить внимание на то, что с германской стороны восстановление сильных местных православных церковных организаций нежелательно».[533]

Еще более резкие формулировки встречаются в документах служб, входивших в состав СС. Так, в изданном 16 августа 1941 г. руководителем РСХА Гейдрихом «оперативном приказе № 10» отмечалось: «О поощрении Православной Церкви не может быть и речи. Там, где население занятых областей советской России желает религиозной опеки, и там, где без содействия местных германских властей имеется в распоряжении священник, можно допускать возобновление церковной деятельности. Ни в коем случае, однако, с германской стороны не должно явным образом оказываться содействие церковной жизни, устраиваться богослужения или проводиться массовые крещения». «При всех различиях конкретных местных условий в любых распоряжениях должно, однако, оставаться основополагающим, что поощрение любых конфессий вообще не должно иметь место и что деятельность католической или униатской церквей в дальнейшем будет прекращена».[534]

1 ноября 1941 г. руководитель оперативной группы СД в Киеве на основании нового приказа Гейдриха, уже № 13, издал указание для своих подчиненных, где говорилось: «По распоряжению фюрера оживление религиозной жизни в занятых русских областях необходимо предотвращать».[535]

Так что в лучшем случае оккупационные нацистские власти хотя бы не препятствовали открытию церквей (в данный конкретный момент, на будущее, как видим, планировалось, как и в Германии, «прекращение деятельности» различных Церквей), но ником образом не поощряли это.

Церкви открывали в основном сами верующие, пользуясь моментом относительного «безвластия» между исчезновением советской и установлением нацистской гражданской администрации, если представители вермахта и помогали им — то, как видим, помимо и даже вопреки приказам Гитлера и подчиненного ему руководства вермахта и СС…

А если вспомнить десятки и сотни сожженных нацистскими карателями вместе со своими церквями (куда часто загоняли для убийства крестьян) деревень, то иллюзии по поводу «церковного возрождения» в оккупации быстро отпадут.

(Приведу тут данные уже о попытках закрыть в ходе войны православные церкви на территории самой Германии. «Над русскими храмами в Лейпциге и Дрездене вообще нависла угроза полного закрытия. 25 октября 1941 г. имперский наместник в Саксонии написал министру церковных дел Германии, что считает необходимым «ввиду нынешних обстоятельств» распустить «Комитет по сохранению русской церкви в Лейпциге» и закрыть оба православных храма».[536] Не закрыли храмы лишь из-за того, что их посещали не только русские, но и православные румыны и болгары, с правительствами которых Германия была крайне заинтересована в сотрудничестве.)

Несмотря на все приказы, борьба с христианством, и прежде всего с Католической церковью, в годы войны продолжалась. «Всего за годы войны было рассмотрено около 9 тыс. дел по обвинению католиков в антигосударственной деятельности и после приговоров казнено и замучено около 4 тыс. человек».[537]

Продолжалась и подготовка кадров в духе противостояния с христианством. М. В. Шкаровский указывает на «учебные материалы Службы имперской безопасности (от 28 марта 1943 г.), в которых перечислялись пять главных мировоззренческих врагов национал-социализма: евреи, масонство, марксизм, либерализм и Церковь. Она называлась последней, но при этом подчеркивалось: «Еще большим врагом является Церковь. Она постоянно стремится к мировому господству. Христианство, которое основывается на Ветхом и Новом Заветах, было взято из еврейской религии. Христианское мировоззрение проистекает из переднеазиатской расовой души, а не исходит из естественных ценностей народа. Также в отличие от национал-социализма оно не знает рас, а его пароль гласит: перед Богом все равны, и к тому же исходной точкой считается еврейство. Как и другие наши враги, Церковь борется всеми имеющимися в ее распоряжении средствами против национал-социализма и его организации, заодно с еврейскими и капиталистическими режимами, чтобы уничтожить наш народ».[538]

В одной из своих речей (в узком кругу группенфюре-ров СС) в том же 1943 г. Гиммлер прямо заявил: «Против нас автоматически оказывается каждый, кто является убежденным коммунистом, против нас каждый убежденный масон, каждый демократ, каждый убежденный христианин».[539]

Все высказано предельно ясно…

В июле 1943 г., одновременно с немецким наступлением на Курской дуге (которое благодаря новым танкам и самоходным орудиям должно было «переломить» ход войны на Восточном фронте) нацисты предприняли еще одну попытку закрытия монастырей в Германии, сорванную благодаря активности верующих (прежде всего иезуитов Рёша и Кёнига). Как пишет историк А. Н. Бровко: «В июле 1943 г. стало известно намерение правительства распустить монастыри в Эльзасе, что должно было явиться пробным шаром для такой же акции по всей Германии.

Рёш с Кёнигом срочно выехали в Страсбург, предупредив о готовящейся акции. Были немедленно отправлены письма протеста во все партийные и государственные инстанции. Одновременно призвали священников в день роспуска немедленно прибыть к монастырям со всеми своими верующими. Роспуск монастырей в Эльзасе был сорван».[540] Более того, Гитлер вновь вынужден был, как и в августе 1941 г., запретить захваты монастырей — как пишет Л. Н. Бровко, такое же «распоряжение он издал и летом 1943 г. Гауляйтерам запрещалось самостоятельно проводить изъятия. В особых же случаях необходимо было испрашивать разрешения (через Бормана) у самого фюрера».[541]